Сгорать от любви (и от стыда) - Яна Шарм

смотрела ему в глаза, темные и почти черные от страсти, и видела в них не только желание, но и ту самую стальную, несгибаемую решимость, что делала его героем в огне. Только теперь этот герой был ее. Полностью. Безраздельно.

Ее оргазм накатил внезапно, сокрушительной, ослепляющей волной, вырвав из горла долгий, сдавленный, почти болезненный крик. Он, почувствовав, как ее тело судорожно сжимается вокруг него, с глухим, торжествующим стоном обмяк, изливая в нее всю свою накопившуюся ярость, страх, облегчение и бесконечную, дикую нежность.

Они лежали, сплетенные, как корни деревьев, пытаясь отдышаться, приходя в себя. Ее голова лежала на его здоровом плече, его рука все так же крепко, почти властно обнимала ее за талию. Дрожь прошла, унесенная бурей. Осталось только приятное, глубинное, катарсическое истощение и чувство абсолютной, непоколебимой защищенности.

— Никто не разлучит нас, Искорка, — тихо, но с железной уверенностью проговорил он, целуя ее мокрые от пота и слез волосы. — Никто и никогда. Это я тебе обещаю. Как пожарный.

— Я знаю, мой Тигр, — прошептала она в ответ, уже почти проваливаясь в глубокий, исцеляющий сон, чувствуя, как его сердце бьется в такт ее собственному. — Я знаю…

И в этот самый момент, когда покой, тяжелый и заслуженный, начал мягко опускаться на них, окутывая одеялом безопасности, в входную дверь раздался резкий, настойчивый, отрывистый стук. Не звонок. А именно стук — тяжелый, нетерпеливый, не сулящий ничего хорошего. Стук, который врезался в тишину, как нож.

Глава 21

Линия фронта

Стук в дверь был тяжелым, настойчивым, как удар кувалды по хрустальной вазе их только что обретенного покоя. Тишина разлетелась на осколки. Сергей замер на секунду, его тело, расслабленное и умиротворенное после страсти, мгновенно преобразилось. Каждый мускул напрягся, плечи расправились, спина выпрямилась — он превратился в готовую к бою, собранную пружину. Он встретился взглядом с Викой — в ее глазах читался испуг, но не паника, а скорее горькое разочарование от того, что прошлое не желает отпускать.

— Не двигайся, — тихо, но твердо приказал он, его голос снова обрел тот низкий, собранный тембр, каким он отдавал команды в огне. — Ни звука.

Он накинул на плечи первый попавшийся под руку халат, даже не завязывая его на поясе, и босиком, бесшумно, как большой кот, направился к входной двери. Вика привстала на кровати, кутаясь в простыню, сердце колотилось где-то в горле, отдаваясь глухим стуком в висках.

Сергей щелкнул замком и резко, одним движением, распахнул дверь, заняв собой весь проем.

На пороге, в тусклом свете коридорной лампы, стоял Дмитрий. Он был бледен, как полотно, его всегда безупречная прическа была растрепана, словно он несколько раз проводил по ней дрожащими пальцами. Галстук болтался на шее, а в глазах, налитых кровью, плясали чертики настоящей, неконтролируемой ярости и отчаяния.

Его взгляд скользнул по Сергею — по его голой, влажной от пота груди, перехваченной халатом, по перевязанной руке, по влажным темным волосам — и все его лицо исказилось гримасой такой чистой, неприкрытой ненависти, что, казалось, воздух вокруг зарядился электричеством.

— Где она? — прошипел Дмитрий, его голос сорвался на хрип. Он пытался заглянуть в квартиру через могучее плечо Сергея. — Я знаю, что она здесь! Верни мне мою жену!

— Убирайся, — ответил Сергей ровным, стальным тоном, не повышая голоса. Он стоял непоколебимо, как скала, заполняя собой весь проем, становясь живым, дышащим щитом. — Сейчас же.

— Я сказал, где она⁈ — Дмитрий повысил голос до крика, его изящные, ухоженные пальцы сжались в беспомощные, трясущиеся кулаки. — Моя жена! Ты спрятал в своей конуре мою жену, ублюдок!

— Твоей жены здесь нет, — Сергей не двигался, не моргал. Его абсолютное, ледяное спокойствие было оскорбительнее и страшнее любой агрессии. — Здесь моя женщина. И если ты еще раз посмеешь прийти сюда и пугать ее, нарушать ее покой, мы с тобой поговорим на том языке, который ты, кажется, забыл. На языке силы.

Дмитрий закатил истеричный, беззвучный смешок, и его плечи затряслись.

— Твоя женщина? Это та, что пару месяцев назад готовила мне ужин при свечах и спала в моей постели под шелковым одеялом? Та, что клялась в верности перед Богом и людьми? — он сделал резкий, неосмысленный выпад вперед, попытавшись грубо толкнуть Сергея в грудь, но тот даже не пошатнулся, лишь еще более по-хозяйски уперся согнутой в локте рукой в косяк двери, блокируя вход. — Ты что, наивно думаешь, она с тобой надолго? Она играет в спасение! Ей надоела ее спокойная, обеспеченная жизнь, вот она и нашла себе дикаря, пожарного пса, для острых ощущений! Как только она наиграется в Золушку, как только поймет, что здесь ей не на что купить даже эти ее дурацкие круассаны, она вернется! Вернется туда, где ей по-настоящему место! Ко мне!

В этот момент из спальни вышла Вика. Она не стала одеваться, лишь накинула сверху на простыню его большую, старую футболку с каким-то стершимся логотипом. Ее волосы были всклокочены, губы запеклись от его страстных поцелуев, а на шее краснел свежий засос. Но взгляд ее был абсолютно трезвым, ясным и холодным, как лед.

— Мое место здесь, Дмитрий, — сказала она тихо, но так отчетливо, что было слышно каждое слово, каждую букву. — В этой «конуре». С этим «псом». И я уже никогда не буду твоей. Никогда. Ты мне просто чужой человек.

Увидев ее в таком виде — разгоряченную, дышащую другим мужчиной, облаченную в его одежду, с отметинами его страсти на коже, — Дмитрий словно сорвался с цепи. Последние остатки самообладания покинули его.

— Ах ты шлюха! — выкрикнул он, и мелкие брызги слюны вылетели с его перекошенных губ. Его лицо стало пунцовым. — Нашла себе героя в тельняшке! Посмотри на себя! Ты вся от него лоснишься, пахнешь им, как уличная потаскушка! Ты думаешь, он тебя любит? Да он тебя трахнул из жалости, дура бестолковая! Из жалости к брошенной жене!

Сергей сделал шаг вперед. Всего один. Но этот шаг, тихий и стремительный, заставил Дмитрия инстинктивно, по-трусливому отпрянуть назад, в полумрак коридора.

— Еще одно слово, — голос Сергея стал тише, почти интимным, но от этого только смертельно опасным. В его глазах вспыхнули те самые зеленые искры, что видели настоящий ад. — Одно оскорбление в ее адрес. Одно. И ты уйдешь отсюда не на своих ногах. Я