Сгорать от любви (и от стыда) - Яна Шарм

Глава 20

Прикосновение против тени

Дверь в их квартиру была для нее не просто деревянным щитом, а настоящими вратами в крепость, где за стенами из его любви и силы были бессильны любые угрозы. Еще не успев закрыть ее за собой, щелкнув замком, она услышала его тяжелые, быстрые, уверенные шаги. Сергей стоял посреди гостиной, без телефона в руках, без отвлекающих факторов. Весь его вид, от напряженной позы до сфокусированного взгляда, кричал: «Я тут. Я весь тут для тебя. Я — твоя стена».

— Вика, — одним своим низким, грудным голосом он смог передать целую гамму чувств — и немой вопрос, и приглушенную тревогу, и готовность немедленно броситься в бой.

Она бросила помятый пакет с круассанами на пол, и они, жалкие и ненужные, покатились под стул. Не было ни секунды на раздумья — она буквально впорхнула в его распахнутые объятия, вжавшись в его мощную, надежную грудь. Теперь, в полной безопасности, дрожь, которую она с таким трудом сдерживала на улице, вырвалась наружу — мелкая, неконтролируемая, идущая из самой глубины.

— Он… он схватил меня за руку, — выдохнула она, пряча лицо в теплом изгибе его шеи, вдыхая его спасительный запах — кожи, мыла и чего-то неуловимо домашнего. — Так сильно… Говорил такие гадости… про тебя, про нас, что мы живем на помойке… Он не понимает. Он думает, что я сошла с ума, променяв «идеальную» жизнь на это.

Ее слова лились торопливым, сбивчивым потоком. Она рассказывала про его помятый, почти затрепанный вид, про едкий запах дорогого алкоголя, смешанный с потом, про его глаза — не холодные, а полные настоящей, животной ненависти и отчаяния. Сергей слушал, не перебивая, не комментируя. Его большие, теплые ладони медленно, ритмично водили по ее спине, от лопаток до талии, успокаивая, согревая, возвращая к реальности.

— Он сказал… что я разрушаю нашу жизнь, — ее голос дрогнул, и она прижалась к нему еще сильнее. — А я ему сказала, что наша с ним жизнь была уже давно руинами, которые он не желал замечать.

Сергей осторожно отстранился, всего на несколько сантиметров, чтобы посмотреть ей в глаза. Его взгляд был твердым, ясным и невероятно спокойным, как гладь озера перед рассветом.

— Ты сделала все правильно, Искра моя, — он произнес это новое, родившееся из самой сути их встречи прозвище с такой нежностью и гордостью, что у нее защемило сердце и перехватило дыхание. — Ты была смелой. И сильной. Сильнее, чем сама думаешь. Ты мой храбрый маленький огонек, который не боится никакого ветра.

— Но он может быть опасен, — прошептала она, вглядываясь в его лицо, ища в нем подтверждения своим страхам. — Не для меня… а для тебя. Он видит в тебе угрозу своему самолюбию.

— Пусть попробует, — уголок его губ дрогнул в подобии улыбки, но в глазах не было и тени юмора, только холодная, отточенная сталь. — У меня теперь есть ради чего быть осторожным. И ради кого драться, если понадобится. Ты — моя тыловая граница, Искорка. И я ее защищаю до последнего вздоха.

Его слова не просто успокоили ее. Они, словно искра, упавшая в сухую траву, разожгли в ней что-то иное, давно дремавшее. Острый, жгучий, почти животный порыв. Желание не просто убежища и слов, а полного, физического слияния. Стремление сжечь в жарком пламени плоти весь тот холодный ужас, что принес с собой Дмитрий. Забыть о тени прошлого в ослепительном свете настоящего.

— Сергей… — она подняла на него глаза, полные уже не страха, а мольбы и решимости. — Пожалуйста… Просто забери меня. Сделай так, чтобы я чувствовала только тебя. Твои руки. Твое дыхание. Больше ничего.

Он понял ее без единого слова. Его взгляд потемнел, наполнившись той самой первобытной, всепоглощающей страстью, что всегда сводила ее с ума и делала его таким опасным и таким желанным. Он не стал ничего говорить. Просто наклонился, и сильные руки обхватили ее под коленями и спиной. Он поднял ее на руки, как перышко, не обращая никакого внимания на тупую, протестующую боль в своем еще не зажившем ребре.

— Для тебя, Искорка, у меня всегда найдется и время, и силы, — прошептал он губами у самого ее уха, неся ее в спальню, и от его низкого голоса по коже побежали мурашки.

Он опустил ее на прохладную поверхность их общей кровати, и его руки сразу же, без прелюдий, нашли молнию на ее платье. На этот миг не было места нежности или долгой подготовке. Это была буря, сметающая все на своем пути. Он срывал с нее одежду, а она помогала ему, ее пальцы лихорадочно расстегивали пуговицы на его простой хлопковой рубашке, рванула ее с плеч. Им обоим отчаянно нужно было не ласка, а подтверждение. Подтверждение того, что они живы, что они здесь, вместе, что они выбрали друг друга вопреки всему, и что их связь сильнее любых угроз и теней прошлого.

Его губы были жаждущими, почти грубыми. Он целовал ее, как тонущий целует глоток воздуха, — с отчаянием и благодарностью. Его руки, шершавые от работы и все еще хранящие следы ожогов, исследовали ее тело не как драгоценность, а как свою законную, кровную территорию, которую пытались осквернить. И она отдавалась этому полностью, отвечая ему той же яростью, той же потребностью заявить о своем праве. Она впивалась ногтями в мускулистую кожу его спины, кусала его губы до крови, шепча его имя, смешанное с новым, диким прозвищем:

— Сергей… мой Тигр… Я твоя… понимаешь? Вся твоя… Никогда ничья больше…

Когда он вошел в нее, это было не плавное, нежное погружение, а стремительный, властный захват. Вскрик, вырвавшийся из ее груди, был полон и короткой боли, и невероятного, всепоглощающего облегчения. Он начал двигаться с мощным, неумолимым ритмом, и каждый его толчок был словно отчеканенная клятва, вбиваемая в самое ее нутро: «Я здесь. Я с тобой. Никто и никогда не отнимет тебя. Никто».

Она обвила его ногами, притягивая его глубже, навстречу, встречая его резкие, властные движения с такой же силой и отчаянием. Мир сузился до размера их сплетенных тел, до хриплых стонов, смешивающихся с тяжелым, прерывистым дыханием, до соленого пота, который делал их кожу скользкой и еще более чувствительной. Она