Изамбард Кингдом Брюнель - L. T. C. Rolt

должно быть, испытывал. В то время как Телфорда превозносили за его великий висячий мост через Менай; в то время как великолепный новый Лондонский мост Ренни был открыт королем с большим одобрением; в то время как Стивенсоны беспрепятственно скакали на гребне новой железнодорожной волны с законопроектами о Гранд Джанкшн и Лондонской и Бирмингемской железных дорогах, уже представленными в парламенте, что он мог показать? Незавершенный туннель, бесполезный "газовый двигатель", два неудачных плана строительства доков, не имевших никакого значения, и жалкий спор об обсерватории. На самом деле, как мы увидим, он уже заложил фундамент для своего успеха, но пока это было для него неочевидно. Пока же ему приходилось довольствоваться крохами, которые перепадали от более успешных инженеров, и пытаться с помощью влиятельных друзей закрепиться в новом железнодорожном мире. Если бы эти первые попытки увенчались успехом, не только история жизни Брюнеля, но и вся история британских железных дорог могла бы быть совсем другой. Ведь в те судьбоносные годы карта системы, которая должна была привести к величайшей социальной и экономической революции, которую когда-либо знал мир, определялась случайными знакомствами и небольшими неформальными встречами в таверне или кофейне.

Уже в январе 1830 года Брюнель подал заявку на должность инженера первой в Англии железной дороги от побережья до побережья - "Ньюкасл и Карлайл", закон о строительстве которой был принят в мае 1829 года. Его кандидатура была поддержана рекомендациями лорда Лонсдейла и верного друга семьи лорда Спенсера, но Джеймс Лок, один из организаторов строительства, в письме к своему другу Говарду осудил его за слабую похвалу: "Мы не можем взять Стивенсона без разрешения директоров, так что нам лучше поискать другого человека. Я понимаю, что лорд Карлайл склоняется к Брунелю, который, как я полагаю, является умным молодым человеком....". Должность была отдана Фрэнсису Джайлсу с условием, что если он окажется неудовлетворительным, она будет предложена Брюнелю. Должно быть, это был горький удар по его гордости, ведь Джайлс был посредственным инженером-каналостроителем, который уже успел проклясть себя во время рассмотрения законопроекта о Ливерпуле и Манчестере в комитете, долго рассуждая о неосуществимости предложенного Джорджем Стивенсоном перехода через Чат-Мосс.

В ноябре 1830 года старый друг его отца Чарльз Бэббидж, изобретатель счетной машины, познакомил Брюнеля с мистером Уэйтли из Бирмингема, поверенным предлагаемой железной дороги Бристоль и Бирмингем. Он отправился в Бирмингем на автобусе и поселился в гостинице "Курица и цыплята", где встретил Уэйтли, который повез его посмотреть на улучшения Бирмингемского канала, которые недавно завершил Томас Телфорд. Комментируя разрез, перекинутый через изящный чугунный мост Гальтона, с помощью которого Телфорд выпрямил извилистую линию Бриндли возле Сметвика, Брюнель пишет: "Котлован и глубокая выемка непомерно велики... все достоинство работы заключается в ее величии". Вечером того же дня он ужинал с организаторами железной дороги. "Может быть, наконец-то что-то из этого получится", - говорит он, но снова был обречен на разочарование. Хотя он и провел предварительные изыскания, интерес к железной дороге в Мидлендсе был полностью поглощен Grand Junction и London & Birmingham Railways, в результате чего схема Бристольской железной дороги погибла из-за отсутствия поддержки. Когда в 1836 году она была возрождена под названием "Бирмингем и Глостер", был принят маршрут не Брюнеля, а Уильяма Мурсома.

Характер Брюнеля отличался той тонкой закалкой и стойкостью, которая легко сгибается под ударами несчастья, но никогда не ломается. Он мог, и, несомненно, делал это в эти годы трудностей и постоянных разочарований, когда судьба, казалось, была против него, погружаясь в глубины уныния, неведомые менее чувствительным, самосознательным и артистичным натурам. Однако он никогда не терял веры в себя. Как только один проект, на который он возлагал надежды, проваливался, он быстро оправлялся от удара, выбрасывал его из головы и с неизменной энергией концентрировался на следующем. Эта непоколебимая вера в себя, хотя иногда он подозревал, что это грех гордыни, научила его во время испытаний скрывать свои чувства за смелым фасадом уверенности в себе и энтузиазма, который производил впечатление на всех, кого он встречал, и который, помимо его замечательных способностей, больше, чем что-либо другое, способствовал его конечному успеху. Более того, гордость и честолюбие никогда не заставляли его совершать роковую ошибку, отказываясь от какого-либо поручения, считая его слишком скромным для себя или потому что оно казалось тупиком, не дающим никаких возможностей для продвижения по службе. Благодаря той острой наблюдательности, которую он приобрел под руководством отца, все, за что он брался, привносило что-то ценное в тот запас опыта, который составлял секрет его многогранности.

Так, весной 1833 года, когда он был полностью занят куда более перспективными делами, он не преминул пригласить владельцев Фосдайкской навигации провести обследование и составить отчет о состоянии их водного пути в результате критики, высказанной в его адрес владельцами лодок. В условиях, когда железные дороги уже были на подъеме, такое приглашение не было открытием для амбициозного инженера, однако Брюнель немедленно согласился, сел в карету до Линкольна и приступил к работе со своей обычной энергией и тщательностью, вместив в два дня больше работы, чем большинство людей выполнили бы за неделю. Он путешествовал на пакетботе вверх по Фосдайку до шлюза Трент в Торксее и вниз по Витэму, делая промеры, на основании которых составлял поперечные сечения канала. Он также снял размеры всех лодок, стоящих в Брейфорд-Мере. Не удовлетворившись этим, он на следующий день нанял фаэтон и поехал в Торкси, вернувшись на борт груженой килем "Индустрии", запряженной двумя лошадьми. На реке Фосдайк не возникло особых трудностей, но при входе в реку Витэм киль застрял у Хай-Бридж, и Брюнель отмечает, что "им пришлось тащить его лебедкой". Этот эпизод особенно примечателен в одном отношении. Одним из владельцев пароходства, пришедших встретить Брюнеля по прибытии на "Черный мальчик"1 , был полковник Сибторп, член от Линкольна, ярый противник свободной торговли, железных дорог и всего остального, что могло бы нарушить статус-кво деревенского джентльмена. Это, несомненно, был единственный случай, когда великий инженер оказался по одну сторону стола с автором знаменитой фразы : "Я скорее встречу разбойника или увижу грабителя в своем доме, чем инженера".

Пробыв там четыре дня, Брюнель вернулся в Лондон, но только после того, как провел некоторое время, осматривая "чрезвычайно красивый" собор Линкольна. Через две недели он снова был в Линкольне, чтобы представить свой отчет, и на этот раз он совершил специальное воскресное паломничество на гиге и почтовом фаэтоне в Бостон, чтобы увидеть и подняться на знаменитый "пень". Когда он называет ее "самой полной, совершенной