Дресс-коды. 700 лет модной истории в деталях - Ричард Томпсон Форд

обычаи и практику. Как и надеялся Мёзер, она стала вестиментарным признаком гражданской добропорядочности. Ее носили главы государств и обычные чиновники, титаны промышленности и клерки на жалованье, культурная элита и мелкая буржуазия.

Она позволяла с помощью бесконечного числа вариантов показывать социальный ранг. На протяжении примерно полувека мужчины от Мюнхена до Манхэттена массово приняли скромный ансамбль из брюк и пиджака из одинакового материала. Простой черный костюм стал ливреей и регалиями западного общества. По мере того как распространялось влияние Запада, он становился глобальным символом современности, индустриализации и просвещения.

Парики – на выход!

Пудреный парик оставался одним из последних символов статуса старого режима, который был у всех на виду. Но были парики и Парики. Посмотрите на пятидолларовую банкноту, и вы увидите Томаса Джефферсона в модном для того времени парике. Многие полагают, что Джордж Вашингтон носил такой же парик, но на самом деле это не так. Он пудрил и укладывал собственные волосы так, чтобы они выглядели как парик.

У Джефферсона скромный парик, подходящий для представителя демократии. А теперь найдите портрет короля Людовика XIV, абсолютного монарха Франции при старом режиме. Вот на нем Парик. Эволюция мужского парика от пышного символа королевских привилегий, который предпочитал Людовик XIV, до аккуратного парика Джефферсона отражает меняющуюся природу символов статуса в годы, предшествовавшие великому мужскому отречению. Как и одежда в целом, парик стал не таким помпезным.

Более того, его социальное значение было трансформировано, а не просто приглушено, когда он уменьшился в размерах. Скромный парик Джефферсона не только отражает более скромные политические амбиции слуги народа при республике по контрасту с абсолютным монархом. Он воплощает фундаментально иной социальный статус, основанный на человеческих ценностях того времени, а именно практичности и индивидуальности, в противоположность старым символам божественного величия и великолепия. Великое мужское отречение преобразило символы статуса прошлого, превратив их из маркеров наследственных привилегий и рангов в знаки индивидуальности и личных заслуг.

* * *

Людовик XIV популяризовал пудреный парик, символ статуса, впервые использованный его отцом, Людовиком XIII (считается, что он скрывал лысину), но отражавший древний символизм. Длинные волосы издавна ассоциировались с королевской кровью. В самом деле, крупный авторитет XVIII века в области французской культуры Дени Дидро написал в своей «Энциклопедии»: «Длинные волосы были признаком чести и свободы среди древних галлов… отличительным знаком принцев крови… Другие мужчины носили коротко стриженные волосы… [и] длина стриженых волос зависела от ранга… Длинные волосы монарха стали… мерилом социального ранга»[164].

В XVII веке во Франции пудреный парик оказался на пике моды, и к началу XVIII века торговля париками была развитой индустрией, в которой работали тысячи умелых мастеров. По данным историка Майкла Куасса, в 1771 году только в Париже работало больше тысячи мастеров-постижеров, «[и] мастера-постижеры были всего лишь вершиной айсберга. Ниже по уровню, чем мастера, находились подмастерья… число которых оценивалось почти в десять тысяч. Это число не включает в себя бесчисленных… мастеров, делавших парики без разрешения гильдии…»[165].

Производство париков во Франции в XVIII веке контролировала гильдия. При старом режиме во Франции главной задачей гильдий, которые осуществляли надзор за различными видами торговли, требовавшими максимального мастерства, была защита образа жизни их членов и репутация их ремесла. Но они так же эффективно гарантировали эксклюзивность и, следовательно, высокую цену и высокий статус товаров.

Даже по стандартам того времени производство париков очень строго контролировалось. Мастера-постижеры получали право заниматься своим ремеслом только после приобретения специального патента. Это была необычная и дорогостоящая лицензия, затраты на которую, разумеется, перекладывались на покупателя парика[166]. В дополнение к этому мода требовала, чтобы парики были белыми, поэтому их нужно было пудрить мукой, а это дополнительный расход. Поэтому парики не только были непрактичными и громоздкими, но и указывали на праздную жизнь их обладателя. Они были дорогостоящим и роскошным товаром, а следовательно, и идеальным символом статуса.

Популярность париков распространилась от двора Людовика XIV по всему Европейскому континенту и через Ла-Манш пришла в Англию. Они стали необходимым символом аристократического статуса, а также проникли на более низкие ступени социальной лестницы, так как придворные, судьи, духовенство, юристы и те, кто хотел бы быть аристократом, приняли этот стиль. Это был классический вариант копирования статуса по Веблену.

В самом деле к середине XVIII века парики носило столько людей, что критики роскоши решили выступить против них. Жан-Батист Тьер, кюре Шампрона и Вибрака, раскритиковал священнослужителей, носивших парики. С его точки зрения, «так много служителей церкви сегодня носят парик, что есть все основания верить, что они убеждены в том… что это странное украшение им не запрещено и что оно не считается неподобающим для их профессии»[167].

Кюре предупреждал против «соблазнов внешнего вида», настаивая на том, что парики оскорбляют Господа, заменяя человеческим творением дар природы. На них тратят время и средства, противореча тем самым библейскому призыву к бережливости, они выдают тщеславие их владельца. Священнослужитель в парике не может отчитывать верующих за роскошную одежду и другие излишества, не совершая при этом греха лицемерия[168].

Когда парики надели члены низших сословий, ситуация стала такой, что аристократ-экономист маркиз де Мирабо не удержался от комментария: «Все теперь господа… Мужчина… в черной шелковой одежде и пудреном парике… представился мне старшим сыном моего кузнеца…» Еще один современник жаловался на обилие париков среди простолюдинов Парижа, включая «учителей… старых хормейстеров, городских писцов, приставов суда низшей инстанции, посыльных, судебных и нотариальных клерков, домашних слуг, поваров и поварят»[169].

Короче говоря, парики были образцовым символом статуса. Но дальнейшая их история более запутанна. По мнению историка Майкла Куасса, по мере того как парики стали носить торговцы и рабочие, их все реже описывали как роскошь и признак статуса и все чаще называли их современным заурядным предметом для удобства. Социальные критики, эксперты моды, авторы руководств по этикету и сами постижеры превозносили удобство парика: «В эпоху, когда хорошие манеры… предписывали постоянное мытье, расчесывание и укладку волос, было проще побрить голову и надеть парик, чем ухаживать за собственными волосами…»[170]

Так как парики следовали за модой, появились укороченные и облегченные варианты. Пышные парики-аллонжи, которые ассоциируются с Людовиком XIV, остались только для официальных приемов при дворе, тогда как более практичные модели в повседневной жизни носили и аристократы, и фермеры, и сыновья кузнеца. Парик стал популярным не столько потому, что простолюдины попытались копировать аристократов, сколько потому, что постижеры взяли символ статуса элиты с ограниченным рынком сбыта и превратили его в практичный товар для масс-маркета. Легкий парик с короткими кудрями или косичкой был не рассчитанной на бедняка имитацией парика с длинными волосами, а модернизированной, элегантной и улучшенной его версией. Куасс пишет:

«Парик после Людовика XIV был… удобным аксессуаром… предметом, далеким от демонстративного потребления в целях повышения собственного социального статуса в духе Веблена. Лидеры вкуса подчеркивали комфортность и практичность париков… Модные критики утверждали, что удобство париков возвещало приход здоровой утилитарной эстетики… Постижеры эксплуатировали концепт удобства, чтобы продавать парики тем, кто составлял относительно широкую клиентскую базу»[171].

Но массовая привлекательность париков скорее похожа на привлекательность часов. Карманные часы начинали как экзотическая игрушка, которой щеголяли на праздниках, но они стали популярными как хронометр, который люди могли носить на руке, занимаясь делами.

Парик также стал средством самовыражения. Считалось, что постижерное искусство заключается в способности создать парик, который «выражал индивидуальный характер, акцентируя “выражение” лица». Мастера расхваливали свое умение создавать парики на заказ и начали подчеркивать персонифицированный характер своего товара. Парик соответствовал конкретному лицу и чувству стиля, стал выражением индивидуальной восприимчивости и даже философских убеждений.

К примеру, Жан-Жак Руссо сменил парик с длинными волосами на скромный парик с короткими кудрями, чтобы показать свое философское отречение от социального принуждения. А Бенджамин Франклин, будучи во Франции в 1776 году, сменил парик на простую меховую шапку. И она стала элементом стиля, который