Дресс-коды. 700 лет модной истории в деталях - Ричард Томпсон Форд

доступ к пошиву мужской одежды. Вместо этого они требовали, чтобы им предоставили собственную, женскую сферу влияния, и использовали гендерные нормы того времени. Швеи настаивали на уважении женской скромности, требуя, чтобы клиентки могли одеваться у лиц одного с ними пола. Они утверждали, что швеям необходимо легальное право шить все виды женской одежды и одежды мальчиков, так как дети входили в женскую сферу.

В 1675 году королевским эдиктом швеи были объединены в гильдию. Портные сохранили эксклюзивное право на пошив одежды для мужчин и мальчиков старше 8 лет и всю скроенную и сшитую по фигуре одежду, будь то мужская или женская. Швеи могли производить только драпированную одежду для женщин и мальчиков, но портные сохранили монополию на пошив женских парадных платьев, лифов, юбок с тренами и нашитыми декоративными деталями, такими как ленты, кружево и шнуры[191].

Этот сложный и нестабильный компромисс спровоцировал новые конфликты. К примеру, швеи могли использовать китовый ус и другие жесткие материалы для конструирования платья, которое во всех остальных деталях было драпированным. Но портные настаивали на том, что только у них есть законное право шить одежду, для которой китовый ус должен быть вшит в одежду, как, например, корсеты и юбки на обручах.

Как пишет Джонс, во время одного особенно драматичного конфликта в 1725 году портные и официальные лица гильдии портных «проводили шумную демонстрацию перед домом [швеи] Мари-Терезы, выкрикивая… оскорбления. Затем они ворвались в ее мастерскую, сбросили несколько корсажей на китовом усе… на пол и объявили, что у нее нет права делать их… Несмотря на то, что она была беременна на большом сроке, мужчины силой завладели одеждой… Мари-Терезу вырвало, началось обильное кровотечение… Ее страдания привели… к преждевременным родам мертвого ребенка…»[192].

Несколько подобных скандалов дошли до королевского двора. Портные подчеркивали свое превосходящее мастерство и важность их работы. Так как корсеты на китовом усе использовались не только для модной одежды, но и для корректировки серьезных заболеваний, таких как деформация позвоночника и неправильное положение внутренних органов, интересы общества требовали, чтобы пошив этих изделий оставался под эксклюзивным контролем опытных мастеров.

На это швеи отвечали: они не настаивают, что их мастерство равно мастерству портных или что их работа настолько же важна, но уверены, что «приличия, благопристойность и стыдливость»[193] требуют, чтобы женщинам разрешили выбирать представительниц своего пола для такого интимного дела, как примерки и одевание.

Вдобавок швеи заявили, что их работа была одним из немногих честных способов заработка для сообщества «девушек и женщин». Они намекали на то, что если их лишат заработка как швей, то им придется заняться куда менее уважаемой древнейшей профессией.

Эти споры о женской роли в создании одежды до сегодняшнего дня влияют на наши мысли о моде. Утверждая, что мода дает женщинам один из немногих достойных заработков, подходящих для них, швеи автоматически соглашались с подчиненным положением женщин в обществе и со все еще распространенным мнением, что мода – это сугубо женское и менее серьезное занятие, чем типично мужские профессии.

Историк Энн Холландер объясняет:

«Новое мастерство создания одежды, которым теперь овладели женщины, на самом деле заключалось в следующем: ткань, часто собранную в складки, прикладывали к уже сформированному торсу, почти совсем ее не обрезая… Воображение при крое и конструировании не требовалось… [поскольку] фасоном и посадкой, которые придавали торсу необходимую форму, занимался мужчина – мастер по корсетам…

Элегантность женщинам… обеспечивали… marchandes de mode [торговки модой], чьи услуги стоили невероятно дорого. Эти женщины специализировались на изготовлении эфемерной отделки и мелких аксессуаров, дополнявших наряд, которые создавали женской моде плохую репутацию из-за фривольности и чрезмерной дороговизны… «Мода» постепенно воспринималась по-новому и вскоре превратилась в легкомысленное занятие женщин, которые создавали и потребляли ее»[194].

По мере того, как моду стали ассоциировать с женщинами, а женщин с модой, интерес к красивой и роскошной одежде стал приобретать стигму изнеженности. К концу XVIII века многие считали, что у женщин должно быть эксклюзивное право на производство женской одежды. Некоторые пошли еще дальше и настаивали на том, что даже портновское искусство ниже мужского достоинства и что женщины должны шить всю одежду.

К примеру, в своем трактате «Эмиль, или О воспитании» Жан-Жак Руссо утверждал: «Никогда молодой человек по собственной воле не стремился стать портным. Требуется большое искусство, чтобы привлечь к этому женскому занятию пол, для которого оно не предназначено. (У древних не было мужчин-портных. Мужскую одежду шили дома женщины.) Игла и шпага не могут подчиняться одним и тем же рукам. Если бы я был правителем, я бы позволил заниматься шитьем и иголками только женщинам и калекам, обреченным на подобный труд»[195].

Шитье любого рода все чаще осуждалось, как лишающее мужественности, а мужчины, работавшие в моде, становились предметом шуток и презрения. Один из авторов насмешливо предположил, что мужчинам, делающим и продающим женскую моду, «следовало бы носить женскую одежду, чтобы метаморфоза была полной, а перья этой птицы соответствовали ее красивой песне»[196]. Другой утверждал:

«Мужчины, держащие иглу… торгующие бельем и модной одеждой… отнимают спокойную жизнь у женщин и лишают их ремесла, которое им следовало бы практиковать, чтобы зарабатывать на жизнь, и вместо этого вынуждают их… заниматься проституцией… Я краснею за человечество, когда я повсюду вижу, к стыду за звание мужчины, как сильные и крепкие мужчины трусливо захватывают область, которую природа специально предназначила для женщин… Следует приговорить всех мужчин, забывших свое звание… мужчин, торгующих модой, портных, которые шьют женское платье… носить женскую одежду»[197].

Портные возражали, подчеркивая технические навыки, необходимые для пошива облегающей тело одежды. Они указывали на различие между вестиментарной техникой, скрывающейся за пошивом таких предметов одежды, как сюртуки, сорочки и брюки – в первую очередь мужской одежды, – и «простой» драпировкой и декором, в результате которой получались юбки. Портные – это мастера, настаивали они. Конструирование одежды требовало четкого применения технических знаний, и сшить куртку – это все равно что построить мост.

А вот пошив платьев, напротив, за исключением элементов, которые включали в себя посадку по фигуре, является всего лишь декоративным искусством, в котором избыточные внешние украшения значат больше, чем структура. Возможно, женщины от природы лучше подходят для отбора тканей и украшения их блестками, оборками и лентами, но требующая точности работа по созданию облегающей одежды – это мужское занятие.

Аргументы были услышаны. Как пишет Энн Холландер, «мужская одежда и в широком смысле мужское внимание к внешнему виду продолжали пользоваться… уважением, гарантированным любому серьезному мужскому занятию…»[198]. Были определены условия новой разрядки напряженности. Мода была отдана на откуп обладающим эстетической интуицией, но лишенным стилистической смелости женщинам, которые шили и украшали роскошные платья, и грациозным, но декоративным по сути дамам, которые их носили. Портновское искусство оставалось вотчиной умелых мастеров-мужчин, которые создавали функциональную облегающую одежду для серьезных мужчин. С этого времени мужская и женская моды начали разделяться не только в деталях, но и в фундаментальном словаре символов. И чтобы сделать первый необходимый шаг к этому разделению, нужно было настоять на том, что мужская мода – это вообще не мода.

Неоклассическое отречение

Мода в конце XVIII и в начале XIX века была вестиментарным ответом на меняющиеся политические идеалы и экономическую мобильность. Но она также отражала новое эстетическое восприятие, которое касалась не только одежды, вдохновляясь искусством и архитектурой Древней Греции и Древнего Рима. Раскопки Помпей и Геркуланума в середине XVIII века, перевозка мраморных деталей Парфенона в Англию в 1806 году способствовали неоклассическому повороту в моде, архитектуре и дизайне.

В мужской и женской моде начала XIX века явственно проступало влияние неоклассицизма, но в радикально противоположном виде. Женская мода копировала классическую одежду и делала ее более современной, чтобы отражать стандарты женской скромности того времени. Как и всегда, женская одежда сохраняла базовую форму драпированной одежды, которую когда-то носили оба пола.

Так как портнихи, следуя традициям французских швей, хорошо владели приемами драпировки и использования внешних декоративных деталей, но не конструированием одежды, они обращались к классицизму, создавая стилизованные варианты классического