Дресс-коды. 700 лет модной истории в деталях - Ричард Томпсон Форд

драпированного платья. Поэтому женские неоклассические платья повторяли одеяния греческих и римских статуй. Одежда была легкой, прозрачной и в высшей степени причудливой, каким бывает любое точное воспроизведение анахроничного стиля. Это соответствовало давнишней ассоциации женщин как с традициями, так и с нелепыми причудами и усиливало ее.

Мужская одежда также отражала влияние классической Античности. Но неоклассическая мужская мода не копировала классические образцы. Вместо этого она намекала на идеальное мужское обнаженное тело под облегающим современным костюмом. Такой эффект достигался с помощью портновского искусства, тщательного конструирования и незаметной подбивки.

Портновское искусство уходит корнями в пошив нижнего белья, которое носили под пластинчатыми доспехами. Оттуда же пошли вестиментарные приемы, которые с тех самых пор управляли мужской одеждой: она будет облегать тело как идеальная вторая кожа, подчеркивая конечности.

Формально это гарантировало, что неоклассическое влияние в XVIII и XIX веках проявилось в максимально стилизованном намеке на нагое мужское тело, а не в новой интерпретации античных драпированных одежд, как это произошло в начале XIX века с женской модой. Мужская мода уже урезала грузный, почти грушевидный силуэт мужского идеала XVII и XVIII веков. Неоклассицизм продолжил этот процесс. Сюртуки утратили длинные тяжелые фалды, подбивка переместилась с бедер и талии на плечи, талию подчеркнули. Портные выстраивали героический мужской силуэт с помощью тех же методов, которые они использовали всегда, изобретательно создавая новые формы на основании устоявшейся техники.

Вследствие этого костюм того времени напоминал о классическом идеале, деликатно меняя форму частей тела – рук, ног, торса. Одежда была темной, строгой и функциональной, настоящие доспехи из шерстяной ткани. Она становилась все более облегающей, следуя эстетике развития общества в целом. Форма следовала за функцией, и мужской гардероб постепенно утратил все декоративные детали. Их значение становилось все менее буквальным и более абстрактным. Так развивался современный деловой костюм – четкий дизайн, который напоминает о строгой функциональности, и эта форма практически не изменилась до наших дней.

Великое мужское отречение было не столько отказом от роскоши, сколько применением технологических и эстетических усовершенствований, которые преображали все визуальные виды искусства. Упрощение мужского гардероба было частью более широкого перехода от украшательства и формального либерализма к элегантной эстетике, плодом которой станет высокий модернизм в начале XX века.

В самом деле мужская одежда после великого отречения не всегда была на деле более практичной, чем женская одежда того же периода или даже более роскошные мужские наряды, которые этому предшествовали. Она была создана, чтобы выглядеть практичной. Для сравнения задумайтесь, что знаменитые строения современной архитектуры зачастую являются менее практичными (и более дорогостоящими), чем здания в стиле барокко и неоклассицизма, которые им предшествовали.

Плоские крыши выглядят обтекаемыми, но часто протекают из-за скапливающейся воды. Отсутствие сложной лепнины кажется экономичным, но на самом деле требует намного более точных расчетов, чтобы не было щелей и неровностей, которые лепнина прикрывала. На первый взгляд лаконичные структурные колонны канонического небоскреба Сигрем-билдинг Миса ван дер Роэ без всякой на то необходимости облицованы дорогостоящей и функционально бесполезной бронзой. Точно так же мужской костюм может быть таким же сложным, как многие парадные платья.

Разница в том, что если платье демонстрирует украшения на лицевой стороне драпированного наряда, бо́льшая часть сложной работы в костюме спрятана в швах, подкладке и подбивке, которые придают ансамблю естественную на вид форму. Историк Энн Холландер пишет об этом так: «Мужское тело получило совершенно новую обертку, которая сформировала лестную современную интерпретацию его фундаментальной формы, простую и внятную новую версию, заменившую наготу, но на этот раз не стесняющую тело, без набивки, без придания жесткости и без избыточного украшательства…»[199]

Поскольку мужская мода приобрела современную форму и спрятала анахронистическое влияние, а не выставила его напоказ, мужчины могли прилежно следовать моде, хотя при этом казалось, что их волнует исключительно практичность и функциональность. Для портных была важна «серьезная работа» по конструированию и подгонке по фигуре, а не модные украшения, поэтому респектабельные мужчины были не «модными», а «хорошо одетыми». В таком определении акцент делался не на тщеславие, а на благовоспитанность.

Строгий, но украшающий мужчину гардероб считался необходимой эмблемой добропорядочного гражданина как в Старом, так и в Новом Свете. «Разница между здравомыслящим мужчиной и фатом заключается в том, что фат ценит себя по своей одежде, тогда как здравомыслящий мужчина смеется над этим, но в то же самое время знает, что не должен пренебрегать своим гардеробом», – настаивал в середине XVIII века лорд Филип Дормер Стэнхоп, 4-й герцог Честерфилд, в письме к сыну[200].

Ему вторил автор «Руководства по манерам и моде для американского джентльмена»: «Тогда как прикладываются старания избегать чрезмерного внимания к украшению одежды, все, что приближается к безразличию или небрежению в этом отношении, так же следовало бы порицать»[201]. Мужчин, которые слишком явно заботились о своем внешнем виде, называли изнеженными щеголями или легкомысленными денди.

Хорошо одетый джентльмен оставлял заботу о своем внешнем виде профессионалам: «Тогда как фат является рабом моды, философ вверяет себя заботам портного, чья обязанность заключается в том, чтобы одеть его со вкусом», – утверждал американский портной Джордж П. Фокс[202]. Хотя и мужские, и женские стили стали проще, женского эквивалента великого мужского отречения не было. Само понятие простоты зависело от пола. Простота мужского неоклассического костюма намекала на серьезный и добродетельный труд. Модные женские неоклассические наряды без отделки уходили корнями в фантазии и причуды, следовательно, они подходили только для тех, кто мог позволить себе отказаться от продуктивной работы во имя праздности.

Хотя разделение одежды в соответствии с полом существовало много веков, именно такой символизм был внове. Он стал предшественником идеала домашней хозяйки, который был наиболее выражен в культе чистой женственности Викторианской эпохи. Если мужской костюм стал еще более облегающим и функциональным, женская мода включала в себя бесчисленное количество причудливых, эффектных и красивых, но совершенно непрактичных нарядов: многочисленные нижние юбки, искусно сделанные корсажи, туго зашнурованные корсеты и непрерывно меняющаяся форма декольте и подола.

Разумеется, это разделение в символизме одежды соответствовало мужскому шовинизму и в политике, и в экономике, и усугубляло его. Мужчины и только мужчины могли показывать себя серьезными и стойкими, тогда как от женщин закон и обычай требовали одеваться в обильно украшенный наряд-анахронизм, напоминающий об унизительном социальном порядке.

Как мода превратила плохого парня в хорошую феминистку

В соответствии с предрассудками того времени атрибуты женской одежды соответствовали ограниченным возможностям «слабого пола». К счастью, история провела несколько поучительных естественных экспериментов, которые опровергли это шовинистическое и неправильное мнение.

В большинстве случаев женщины смогли соперничать с самыми состоявшимися мужчинами, доказывая свою отвагу и смелость, как только смогли освободиться от юбок и корсетов. В некоторых случаях мужчинам пришлось примерить на себя женский наряд и терпеть его неудобства, навязанные обществом. Возможно, не одежда делает мужчину, но она может разрушить и переделать его.

Мы об этом узна́ем из невероятной истории о том, как женский гардероб превратил дерзкого повесу в совершенного феминиста.

* * *

Шарль Женевьев Луи Огюст Андре Тимоте д’Эон де Бомон, французский дипломат, имел воинские награды и был шпионом короля Людовика XV. Как он пишет в мемуарах, в 1756 году король отправил его с тайной миссией в Россию, чтобы он завоевал доверие императрицы Елизаветы и склонил ее на сторону французов в борьбе с заклятыми геополитическими соперниками – династией Габсбургов.

Согласно некоторым отчетам о его подвигах, д’Эон выдал себя за леди Лею де Бомон, чтобы преодолеть блокаду англичан (еще одни соперники французов), и в этом обличье служил фрейлиной императрицы Елизаветы. Так он выполнил свою миссию и избежал плена. Эта хитрость оказала серьезнейшее влияние на его карьеру и социальный статус.

Меньше чем через год после возвращения во Францию д’Эон стал капитаном драгунов и принял участие в Семилетней войне. За военную службу он был награжден орденом Людовика Святого, который позволил ему носить титул шевалье[203]. Впоследствии он отправился в Лондон в качестве дипломата, продолжая втайне работать на секретную службу. Шевалье д’Эон