Записки. Из истории российского внешнеполитического ведомства, 1914—1920 гг. В 2-х кн.— Кн. 2. - Георгий Николаевич Михайловский

г. продали иностранному подданному свой дом в Москве, и половину стоимости им уплатили при подписании контракта, а другую половину должны были уплатить в январе 1919 г. Это показывает, насколько иностранцы тогда мало верили в прочность большевиков. Половина продажной цены была уплачена частью в русском золоте, частью в иностранной валюте, частью в золотых слитках.

По газетам я узнал тогда же о декрете от 31 декабря 1917 г., по которому была произведена национализация произведений как классических авторов, так и ряда тех, чьи авторские сроки далеко не истекли. В числе «национализированных» авторов был и мой отец Н.Г. Гарин-Михайловский. Таким образом, в награду за большую материальную поддержку социал-демократической партии и, следовательно, большевикам, они теперь, очутившись у власти, лишали нас, наследников отца, доходов с его произведений. По последнему контракту с издательством Маркса мы продали права «Ниве» для приложений в 1916 г. и не могли в следующем, 1917 г. распоряжаться произведениями отца, но с 1 января 1918 г., не будь советской революции, мы могли бы снова издавать их. Декрет о национализации был издан сроком на пять лет.

В 1922 г. моей матери удалось добиться «денационализации» сочинений отца, и с 1 января 1923 г. авторские права снова вернулись к нам. Но тогда для нас это был большой материальный удар. Предчувствуя, что положение вещей в политическом отношении нескоро исправится, я отвёз своих младших сестёр в Нижний Новгород, где они должны были оставаться поблизости от старшей сестры. Я не без сожаления уехал из веселившегося напропалую Сормова в мрачный Петроград, где происходила величайшая историческая ломка старой России.

По приезде в Петроград в середине января 1918 г. я, вопреки ожиданию, нашёл чрезвычайное оживление. Комитет ОСМИДа был взволнован слухами о предстоящей оккупации Петрограда немецкими войсками в связи с неудачей брест-литовских переговоров. Совершенно случайно через одного балтийского немца, служившего в немецкой миссии в Петрограде, появившейся сразу же после октябрьского переворота, я узнал о том, что оккупация Петрограда в немецких петербургских кругах считается почти неминуемой. Этот немец приходился племянником нашей бонне из балтийских провинций и не только не скрывал оккупационных планов немцев, но сказал, что им в миссии велено было «подготовить» население Петрограда к немецкой оккупации.

Может быть, такие слухи об оккупации намеренно распространялись германскими источниками в Петрограде, чтобы «пугнуть» большевиков, но, во всяком случае, они достигли цели, население «подготовлялось» весьма энергично, и надо сказать, что после большевиков, заставлявших «буржуев» счищать снег на улицах и вообще пользовавшихся всяким случаем, чтобы показать свою власть над саботажниками, русская интеллигенция не пугалась перспективы германской оккупации. Наряду с «оккупационными» слухами носились слухи из явно черносотенных источников о якобы предполагавшемся монархическом перевороте, и по рукам ходили списки будущих министров. Возбуждение было настолько велико, что при встрече со мной на улице наши чиновники министерства, не входившие в комитет ОСМИДа, останавливали меня и расспрашивали насчёт предстоящей германской оккупации Петрограда.

Когда я явился на заседание ЦК Союза союзов, вырабатывавшего формулу ликвидации саботажного движения, на меня набросились с вопросами, не знаю ли я чего-нибудь о планах оккупации Петрограда. Я, в свою очередь, стал расспрашивать и узнал лишь то, что знал тогда весь город. Конечно, нам, членам ЦК Союза союзов, надо было тоже готовиться к событию такой важности. ЦК запросил комитет ОСМИДа, какую линию поведения целесообразно, с международно-политической точки зрения, избрать в отношении немцев в этом случае. Мне выпала роль посредника, и я в нашем комитете сделал доклад на эту тему. Для обсуждения этого важного вопроса мы назначили особый день и пригласили Нератова и Татищева, а также некоторых начальников политических отделов, не входивших в состав комитета ОСМИДа. На этом расширенном заседании обсуждались всякие возможности, которые могли открыться в случае прихода германских войск в Петроград. Само собой разумеется, что обсуждался и вопрос об образовании русского правительства на оккупированной территории. В результате долгих прений выяснилось, что позиция «нейтралитета» была по международному праву единственно приемлемой для нас.

Продолжение саботажа при этих условиях становилось бессмысленным, так как германская оккупация должна была бы во всяком случае выгнать из Петрограда большевиков, против которых был направлен саботаж. Но если прекращение забастовки напрашивалось само собой, то из этого не следовало, что мы могли бы работать при любом правительстве, которое захотело бы образовать германское оккупационное управление Петрограда. Комитет ОСМИД считал, что в случае попытки немцев создать новое русское правительство, имея в виду распространить его власть на всю Россию, именно пленум ЦК Союза союзов должен был бы, приняв во внимание все особенности образования такого русского правительства, решить вопрос о подчинении ему. Все сходились на том, что чиновники могли приступить к работе лишь по приказаниям своих собственных исполнительных комитетов, а не по простому объявлению оккупационных властей. Другими словами, мы, бастующие чиновники, хотели оставить за собой право судить о приемлемости или неприемлемости того или иного правительства, поставленного немцами.

Если во время Февральской революции чиновничество покорно подчинилось событиям, а при октябрьском перевороте выступило решительно против, то теперь оно желало «сказать своё собственное слово». Вера в политические партии после разгона Учредительного собрания рассеялась, и комитет ОСМИДа считал только себя вправе принимать решение о подчинении или неподчинении грядущему правительству. Никаких вопросов в связи с «монархическим переворотом» не поднималось, так как преждевременно было касаться этой темы.

Решение комитета ОСМИДа, совпавшее и с точкой зрения Нератова, было сообщено мной в ЦК Союза союзов и было положено в основу резолюции ЦК, разосланной во все ведомства. В этой резолюции указывалось на наличие слухов о предстоящей германской оккупации, на допустимость такой меры с точки зрения существующей международно-политической обстановки, на возможность прекращения с этого момента чиновничьей забастовки, направленной против большевистских узурпаторов, которые тогда должны будут исчезнуть из Петрограда, и, наконец, на возможность образования на оккупированной немцами территории русского правительства. Вопрос об отношении к этому русскому правительству, независимо от его политической окраски, должен был решаться не самими чиновниками и не отдельными ведомственными союзами, а пленумом ЦК Союза союзов, и никто не мог явиться на работу без разрешения ЦК. Для предотвращения нарушения «товарищеской дисциплины» рекомендовалось устраивать общие собрания служащих правительственных учреждений, на которых разъяснять значение возможной германской оккупации Петрограда и позицию ЦК Союза союзов.

Хотя резолюция была принята без возражений, во время прений были выступления с пожеланием приветствовать германскую оккупацию и даже говорилось о том, что недурно было бы довести до сведения немцев, что бастующее чиновничество встретит их как «освободителей». Если принять во внимание эти,