Совращенный поселянин. Жизнь отца моего - Никола Ретиф де ла Бретонн

вспомнил об ужине и написал записку с извинениями. Ее получили на следующий день. Тут улеглась тревога, вызванная его исчезновением: о нем посылали справиться на винную биржу, но ничего там не узнали. Наконец стало известно, что Эдмон выехал, получив известие об ужасном пожаре. Его письмо дополнило эти отрывочные сведения. Так расстался он с добродетельной Розой Помбелен и любезной Эжени... навсегда!

Почтенные женщины! Вас больше нет на свете, но дети Эдма Ретифа будут всю жизнь испытывать к вам благоговение и любовь, чтить вас наравне со своими матерями... В конце этой книги я вернусь к их семьям и расскажу о замечательном случае, произошедшем в 1765 году, через год после смерти отца.

Приехав в Саси, Эдм узнал, что три четверти его односельчан вконец разорены. Но его дом уцелел благодаря расторопности Жермена; спасла его и устроенная особым образом крыша. Эдмон еще не был тогда судьей, но сделал все, что было в его силах, дабы помочь своим несчастным односельчанам. Добродетельный священник, отец Пандеван, предшественник Антуана Фудриа, бывшего в то время викарным, откладывая деньги, накопил изрядную сумму, предназначенную в приданое его племянницам, сам он жил на самые скромные средства, тратя не более ста экю в год. Тронутый несчастьем своих прихожан, он решил великодушно пожертвовать своими сбережениями: всю зиму кормил погорельцев и помог кое-как восстановить сгоревшие дома. Год спустя он умер, не взяв расписок со своих должников. Свидетели его щедрости — преподобный Антуан Фудриа и Эдм Ретиф подождали, покамест крестьяне немного оправились после пожара, затем новый священник обратился к ним в церкви с кафедры с пламенным словом, призывая их сложиться и вернуть долг наследницам Пандевана, у которых не было никаких средств. Отец Антуан первый подал пример, хотя сам ничего не был должен своему предшественнику; так же поступил и Эдм Ретиф; и вышло так, что не пострадавшие от пожара внесли больше, чем пользовавшиеся помощью отца Пандевана. Наследницам была возвращена вся сумма с процентами; их благодарило все село, единодушно восхваляя их покойного дядю.

[Глава IX]

На следующий год кто-то оклеветал отца Антуана перед почтенным прелатом Шарлем Габриэлем де Келюсом{152}, оссерским епископом, который был, совместно с капитулом Мальтийского ордена, сеньором Саси. Эдм пригласил к себе односельчан и стал их спрашивать: есть ли у кого жалобы на священника? Получив от всех отрицательный ответ, он предложил составить депутацию из двенадцати лиц, чтобы вступиться за близко знакомого им священника перед епископом. Эдм сам возглавил депутацию и выступил от ее имени перед прелатом. Речь отца так тому понравилась, что он принял его в частной аудиенции, а остальных депутатов угостили обедом в трапезной. Епископ беседовал с Эдмом больше двух часов. Прелат расспрашивал его о состоянии прихода, о нравственности жителей, интересовался всем, что неизбежно заботит человека, почитающего себя отцом паствы. Ответы пришлись ему по душе, и он предложил отцу навещать его всякий раз, когда тот будет по делам в городе. Внимание этого выдающегося человека польстило отцу гораздо больше, чем его сан, и он впоследствии не раз бывал у епископа. Поближе познакомившись с моим отцом, монсиньор де Келюс, сей достойнейший прелат, уже наслышанный о нем, весьма любезно сказал ему: «Господин Ретиф, если бы я вас знал раньше, одного вашего свидетельства было бы достаточно, чтобы оправдать господина Фудриа в моих глазах. Я хочу быть вам полезен — располагайте мной: охотно буду вашим духовным отцом и вашим другом в миру. Прошу вас в этом удостовериться».

Подобные слова в устах такого человека, как монсиньор де Келюс, представляются мне вдвойне ценными. Я привожу их здесь еще и потому, что его дружественное расположение к отцу распространилось и на моего старшего брата. Епископ проявил живейшее участие к этому молодому человеку, и когда тот поступил в семинарию, предложил отцу оплачивать его содержание. Однако Эдм Ретиф, когда-то отклонивший подобное предложение тестя, и тут не захотел принять помощь от покровителя бедняков всей епархии. Отец ответил, что, благодарение богу, он в состоянии оплачивать пансион сына и не считает возможным воспользоваться тем, что принадлежит обездоленным. Это еще повысило отца и моего брата в глазах монсиньора де Келюса; он понял, что отказ вызван состраданием к бедным. Всем было известно, что доходы монсиньора от епархии составляли от шестидесяти до семидесяти тысяч ливров в год, между тем как ежегодно он тратил на нее более восьмидесяти тысяч. И все же монсиньор де Келюс умер, не оставив долгов: распродажа имущества после его смерти их покрыла.

Эдм Ретиф был весьма польщен дружбой епископа, но это не мешало ему завязывать добрые отношения и с другими почтенными людьми. Так, он был в дружбе с прокурорами монастыря иезуитов {153} в Оссере: с отцом Скрибо и отцом Годо. Они советовались с ним по делам фермы ордена, находящейся на землях Саси, и были ему всегда признательны за бескорыстные указания. Им случалось расходиться во мнениях, но споры велись всегда в учтивой форме, и не могли повредить их дружбе. Отец Скрибо не раз ему говорил: «Вам, с вашей деликатностью, дозволительно придерживаться любого мнения. Я настаиваю на этом слове — любого!» Этот иезуит был примерным человеком, обладал добрым сердцем и оказывал услуги всем, кому только мог помочь; невозможность выполнить чью-нибудь просьбу так его огорчала, что отказ никого не обижал.

Отца Годо, человека вполне достойного, все же меньше любили: в этом было повинно его воспитание. Он был дворянином и привык с детства к высокому положению. Все же у отца и с ним сложились самые короткие отношения, и когда он нас навещал, это было для всех праздником.

Горячие люди иногда упрекали отца за дружбу с иезуитами. Вместо ответа Эдм Ретиф приглашал тех, кто его порицал, присутствовать при их встречах, и они убеждались, что в них нет ничего предосудительного. Отца одобрял и епископ; он знал о его дружбе с иезуитами и как-то сказал ему, что так и надо жить в мире со всеми людьми, и кое-кому следовало бы брать с него пример: от этого выиграли бы они сами, да и все вокруг[153].

В 1727 году скончалась Анна Симон, достойнейшая из матерей. Почувствовав приближение конца, она попросила сына предупредить своих дочерей. Старшая была замужем в Эгремоне, две младшие — в Нитри. Это известие их сильно огорчило, особенно Мадлену, которая была любимой сестрой Эдма, ибо они были схожи характером. Когда все собрались, Анна велела сыну и