Совращенный поселянин. Жизнь отца моего - Никола Ретиф де ла Бретонн

одном льё от Саси. Эти господа очень скоро убедились, что новый судья не только не любит раздувать дел, но, наоборот, как бы умышленно лишает их выгодных тяжб, стараясь не заводить излишних и предпочитая кончать споры полюбовным соглашением. Он пытался примирить враждующих в послеобеденные часы по воскресеньям и в праздничные дни, после церковной службы. Коллеги горько ему пеняли, однако Эдм Ретиф не обращал внимания на их сетования.

По счастью, податной инспектор поддержал Эдма Ретифа, хотя люди, исполняющие эту должность, слишком часто становятся бичом для крестьян. Податным инспектором был в то время мэтр Будар, уроженец Вермантона, племянник Мари Донден. Это был порядочный человек, с независимым состоянием, не дороживший доходами своей должности; мэтр Будар весьма ценил своего дядю, советовался с ним перед выступлением в суде и стремился, следуя его примеру, предупреждать проступки, а не наказывать их; но, разумеется, он не делал неуместных поблажек, поощряющих порок.

С другой стороны, этим двум людям помогал в подвластной ему сфере отец Антуан Фудриа, пастырь редких добродетелей. То был весьма просвещенный, умный человек, умевший управлять; своей поддержкой он придавал вес постановлениям судьи и податного инспектора, разъясняя с амвона всю их полезность. Почтенное и мудрое сотрудничество двух авторитетов — церковного и светского, управляющих людьми! Самый верный способ обеспечить им счастье — это дать им священника и судью нелицеприятных и умеренных взглядов! Отец Антуан однажды сказал своим прихожанам: — У вас в селе два пастыря, дети мои: один представитель бога — я имею честь быть им, другой — представитель закона. И тот и другой выполняют почетные обязанности и являются для вас наместниками самого бога; и оба они — ваши отцы; оба хотят вам лишь блага. Мы с судьей надеемся, что нам удалось доказать это нашими поступками.

Так говорил он уже после того, как парламент постановил вернуть жителям Саси отнятые у них общинные леса, и посему его слова вызвали всеобщий восторг: священника и нового судью с торжеством отнесли из церкви домой на руках.

Но свою склонность к добрым делам судья в Саси преимущественно проявлял, производя опись имущества умерших, чем и навлекал на себя недовольство прочих должностных лиц. Тронутый слезами вдовы или неутешных сирот, он спешил ввести их во владение наследством за одну сессию, отказываясь при этом от следуемого ему отчисления.

— Вы больно торопитесь, — намекали ему.

— Вы правы, — отвечал он с улыбкой. — Но поверьте, мне также хочется поскорее закончить дела, как вам — их затянуть. Это в моих интересах, а вы ведь сами уверяете, что человеком всегда движет корысть.

Вскоре молва о мудрости и неподкупности Эдма Ретифа распространилась по всей округе; жители окрестных селений приезжали (я сам тому свидетель) получить от него совет или выслушать его решение как третейского судьи. Всякий праздник у него был прием, как у судьи в большом городе. Он весьма охотно обсуждал дела всех этих славных людей, но в первую очередь принимал своих односельчан. «Друзья мои, — говорил он приезжим, как бы оправдываясь перед ними, — сначала следует уплатить долги, а потом заниматься благотворительностью». Ему привозили подношения — какую-нибудь дичину или домашнюю птицу. Чтобы не обижать людей, он не возвращал подарки, но заставлял принять от него их стоимость деньгами либо съестными припасами. Прознав об этом, приезжие (односельчане никогда бы не осмелились так поступить) пробирались в птичник, и там тайком выпускали своих петушков и курочек. Это обнаруживали только вечером, когда уже нельзя было узнать, кто подбросил этих птиц, которые метались, разыскивая себе насест. Можно сказать, то были единственные подарки, которые принимал отец.

Он и с посторонних ничего не брал за советы, даже если ему приходилось выезжать, чтобы разобраться на месте. Эти выезды приходились на праздники, и он говорил, что священное писание запрещает работать ради денег в эти дни.

Находились все же прихожане, усердные не по разуму, которых смущало отсутствие Эдма Ретифа на праздничных богослужениях. Услыхав об этом ропоте, Антуан Фудриа пояснил с амвона своей пастве, что их судья отлучается не по личным делам, и нет лучшего способа почитать праздники и воскресные дни, чем творить добрые дела. Прихожане весьма уважали отца Антуана, и его слова положили конец толкам и пресекли соблазн.

Говоря об услугах, оказанных Эдмом Ретифом родному краю (услугах столь значительных, что благодаря ему нищий край в наши дни достиг процветания), следует упомянуть еще об одной. Дело идет о наблюдениях за чередованием хороших и неурожайных годов, особенно ценных для виноградарей, у которых заморозки столь часто отнимают плоды трудов. Он вел эти наблюдения в течение тридцати лет. Собранные им сведения позволяли предсказать, какой в основном будет температура в течение года, другими словами, будет ли зима долгой, холодной или же дождливой; лето — сухим и жарким или же прохладным и сырым; будут ли весной поздние заморозки, и т. д. Эти записи не раз его выручали, особенно в 1749 году, когда он отложил подрезку лоз, ожидая, что будут поздние заморозки. В середине мая как раз приключился такой заморозок, прихвативший только кончики побегов, однако задержка в росте ослабила лозы. В другой раз (в 1753 году) он снова воспользовался своими эфемеридами, да и весь приход извлек благодаря им большую выгоду. Следуя его примеру, все закупили бочки постом, когда на них не было спроса и они стоили дешево. Эдм Ретиф сделал большой запас бочек и часть их уступил своим соседям в кредит. Год выдался урожайный, и цена на бочки, которые продавались в марте по сорок су, в сентябре поднялась до четырех франков{139}. Впоследствии я с восхищением установил, что отец, не знавший древних римлян, не слыхавший ни о Катоне{140}, ни о Варроне{141}, ни о Колумеле{142}, подражал им, заведя эфемериды{143}: древние[150]{144} делали подобного рода наблюдения над чередованием урожайных годов, передавали их из поколения в поколение, и они становились достоянием всего рода. Из записей отца я узнал, что в 1731 году в наших местах не было ни одного дождя с февраля по сентябрь, что привело к неурожаю яровых и недороду сена.

Не могу не помыслить о том, кем был бы Эдм Ретиф, родись он в Риме во время Валерия Публиколы{145}, Брутов{146} и т. д. В моих глазах он столь же велик, как и они; ему недоставало лишь их высокого положения, но он не