Совращенный поселянин. Жизнь отца моего - Никола Ретиф де ла Бретонн

— Милые дети, — начала она, — скоро я последую за вашим отцом. Верю, что обрету его счастливым на лоне господнем и дам ему отчет о поведении его детей. Да благословит вас бог, любезная старшая дочь, вас и ваших детей. У вас одни дочери; сделайте из них добрых и кротких, а также трудолюбивых женщин. Им больше ничего не надобно: кротость и труд — все, что требуется в нашем деревенском хозяйстве. Подавайте им пример, особенно теперь, когда они подрастают. Обещаешь ли ты мне, милая Катрина?

— Да, дорогая матушка.

— Будь уступчивой, дочь, чтобы твои, пусть даже ничтожные ссоры с мужем, не потревожили мой прах.

Вам, Мадлена, да пошлет бог детей! Я так довольна своими, что желаю иметь их всем, кого люблю, особенно тем, кому я дала жизнь. После моей смерти утешай брата, будь ему второй Анной Симон, матерью, которую он так любил! Люби сестер, а если бог не пошлет тебе детей, пусть их дети станут твоими. Если не суждено, чтобы тебя называли «милая матушка», пусть говорят тебе «дорогая тетушка»... Бог да благословит тебя, дочь моя!

Вы самая младшая, бедная моя Мари. Советую вам быть серьезнее, оставить всякую ветреность. Вы очень порывисты: это не недостаток, но достоинство, при умении владеть собой. Смотрите, уважайте старших сестер. Вы должны относиться к Мадлене, с которой живете в одной деревне, как к моей заместительнице. Обещайте следовать ее советам после моей смерти.

— Обещаю, милая матушка.

— Любезная дочь, твой муж имеет основания на тебя жаловаться; он хороший добрый человек, твой сын славный мальчик и уже теперь, в младенчестве, обнаруживает задатки превосходного характера. Поощряй его добрые наклонности, дочка. Сын для матери — второй муж, притом муж почтительный. Взгляните на брата. (Да благословит его бог во веки веков, аминь!) Он был опорой и утешением моей старости. Он закроет мне глаза и будет меня оплакивать столь искренне, как любил меня. Он положит меня в могилу со своим достойным отцом, моим почтенным супругом, и мы соединимся навеки, как были соединены в его сердце.

Любезные дочери! Вот ваш достойный брат. Не почетно ли для вас быть его сестрами? Все его поступки, все его слова с тех пор, как он вошел в разум, служат к нашей пользе и к нашей чести! Нежно любите его и уважайте: он замещает вам отца. Вы знаете, как благородно Эдмон поступил со мной: он не прикоснулся к своему наследству, предоставив мне пользоваться им пожизненно. Всем, что у него есть, он обязан трудам своих рук: лучший из сыновей до сего дня не имел ни гроша за душой. Это всегда меня огорчало, и мне хотелось бы, чтобы он взял свою долю. Но все же моя бедная душа радовалась, и я говорила себе: «На том свете я поведаю Пьеру, как поступил с матерью его почтительный и преданный сын, и тем еще увеличу его блаженство». Эта мысль так утешительна, и смерть становится мне отрадной: это праздник для меня — я покидаю детей лишь для того, чтобы соединиться с их отцом...

— О, конечно, смерть должна быть для вас праздником! — воскликнул Эдмон, задыхаясь от рыданий. — Из вашего сердца исходили лишь добрые мысли и великодушные желания, ваши руки творили лишь добрые дела. Но вот мы остаемся сиротами, лишаемся заботливой матери, потеряв славу свою и венец в лице нашего отца! Как же нам не плакать, — добавил он горестно, видя слезы сестер, — больше никогда не скажем мы: «мой отец, моя мать»; эти самые дорогие слова отныне не для нас...

— Послушай меня, сын мой, — прервала его Анна Симон, ласково улыбаясь, как если б она была здоровой, — вы будете говорить: «мои дети, моя дочь, мой сын», — эти слова не менее сладостны. Благословим всевышнего, ибо близок мой час, и мне посылается прекрасная кончина. Я желаю всем вам такого же конца, как мой, любезные дети мои.

Спустя несколько дней она скончалась. Тело ее дети несли вчетвером всю дорогу от Саси до Нитри три четверти льё. Они захотели исполнить свой долг перед матерью и никому не позволили разделить с ними драгоценную ношу, им помогали одни внуки, которые шли в белой одежде, символизировавшей их чистоту.

Я не упускаю ни одной черты, отражающей подлинную сыновнюю любовь, от которой в городах осталась одна видимость. Эти простые обычаи, столь согласные с нравами древних, ближе к истинной невинности и добрым правилам, чем принято думать. Возможно, что нынешняя развращенность вызвана забвением древних обычаев, или, вернее, наши старинные обычаи исчезли из-за нашей развращенности.

В конце 1728 года Эдм Ретиф узнал о смерти Розы Помбелен. Он сказал по этому случаю: «Я еще молод, но уподобился папаше Брадаржану», намекая на приведенный выше рассказ этого старца. Эдм облекся в траур и не снимал его два года в память отца и дочери.

[Глава X]

В 1729 году Эдм Ретиф сделался доверенным лицом всех трех сеньоров прихода и управлял их владениями от их имени. Дел у него прибавилось, дети были еще малолетними (старший сын только что поступил в семинарию), — и все это заставило его вторично жениться.

Прежде чем рассказать об этой поре, следует познакомить вас со второй женой Эдма Ретифа. Как всегда бывает, ее невзлюбили дети от первого брака; в деревне, где она была чужой, у нее также не было доброжелателей. Она мне мать, но говоря о ней со всею почтительностью, к какой обязывает меня это священное звание, я буду, тем не менее, совершенно беспристрастным. К счастью, чтобы воздать ей должное, достаточно рассказать правдиво о главных событиях, сопровождавших свадьбу, и описать ее дальнейшее поведение.

Барб Ферлэ де Бертро родилась в 1713 году в Акколе, небольшом поселке, расположенном при слиянии Ионны с Кюрой. Ее отец, Никола Ферлэ принадлежал к знатной семье, это был превосходный человек; благодаря безукоризненной честности, мягкости характера и набожности, он пользовался любовью всего прихода. Его супруга, моя бабка, рано умерла и дед женился вторично, на хорошей женщине, относившейся к двум его дочерям как к родным детям.

Моя мать была младшей; хорошенькая, белокурая, она отличалась живостью, даже бойкостью, от которой ее не сумели избавить. Ее баловали все в доме: отец обожал ее, восхищался ею и прощал ей все. Мачеха,