Короче, Пушкин - Александр Николаевич Архангельский

так! – А.А.) расширение кровевозратных жил (Varicositas totius cruris dextri), от чего Г. Коллежский Секретарь Пушкин затруднен в движении вообще. В удостоверение сего и дано сие свидетельство из Псковской Врачебной Управы за подлежащим подписом и с приложением ее печати.

Июля 19-го дня 1826 года.

Инспектор Врачебной Управы

В. Всеволодов.

Справку Пушкин получил через шесть дней после публичной казни декабристов, во время которой трое несчастных, среди них и Рылеев, из-за проблемы с веревками переживут повторное повешение.

Пушкин об этом пока что не знает; он борется за право переезда. Однако хлопоты его друзей и матери не привели к успеху; справка никакой реакции не вызвала. И только в ночь с 3 на 4 сентября в Михайловское прибыл офицер сопровождения, чтобы доставить ссыльного поэта в Москву, где Николай Первый венчался на царство.

Пушкин уезжал на юг из Петербурга модным начинающим поэтом, человеком либеральных взглядов, романтиком с обостренным чувством творческой свободы, которую считал важнее политической. Уже сложились основы пушкинской поэтики, его литературное хозяйство строилось на экономии; он сжимал высказывание до предела, умело играл чужими, заемными стилями, обеспечивал равные права разным читателям. Верный в дружбе, неверный в любви, он прославлял империю, свободу и войну, обожал противоречия – и в то же время страдал из-за них.

А возвращался с севера в Москву двадцатисемилетним писателем в зените славы. Он так и не стал своим в кругу врагов режима и не примирился с действующей властью, но к каким-то компромиссам был готов. Пребывая в нарастающем конфликте с миром и собой, Пушкин отходил от либеральности, однако враждовал с консерватизмом, был преисполнен скепсиса, энтузиазма, равнодушия, надежды; он выбрался из-под давления учителей, продолжая брать у них необходимые уроки, и научился говорить от имени поколения – не подчиняясь поколенческим стереотипам.

Итоги творческие были очевидны. Все поиски, которые он начал до отправки в ссылку, завершились. Южные поэмы исчерпали свой потенциал; все мыслимые варианты конфликта запада – востока, свободы внутренней – свободы внешней, все колониальные мотивы Пушкин перебрал. Затеянный роман в стихах давал возможность превращать открытия в приемы и тиражировать их бесконечно; к счастью, Пушкин предпочел рискнуть и развернул сюжет в непредсказуемом направлении.

И в лирике он совершил прорыв. С одной стороны, довел до совершенства то, что было затеяно в юности. Вакхические образы соединил с темой дружбы и освободил от “снов любви” (“Меня смешила их измена: / И скорбь исчезла предо мной, / Как исчезает в чашах пена / Под закипевшею струей”). Отыграл в “Кинжале” оду “Вольность” и чаадаевское послание, обручил тираноборчество и лоялизм. С другой, опробовал идеи, которые станут центральными позже. В исторической элегии “Наполеон” он отбросил политические формулы (“вселенной бич”, происки антихриста) и посмотрел на Бонапарта глазами будущих историков: Наполеон считал, что покорит Россию, а на самом деле завещал ей “высокий жребий”. В послании “К морю” Наполеон поставлен в один ряд с Байроном: поэта и властелина, художника и полководца роднит величие духа, гениальность – и обреченность. Но также завершенность и исчерпанность пути. Оба стали олицетворением эпохи своеволия, оба умерли, и оба вместе с эпохой ушли в историю. А мы остались в скучной современности. Скучной, но живой, продолжающей свое неостановимое движение. Куда? Не знаем. Знаем только где. Везде и всюду. Эта тема зазвучит уже в 1823-м и станет лейтмотивом пушкинской лирики, когда он вернется из ссылки: “Кто, волны, вас остановил…”, “Куда ж нам плыть?”, “Ну, пошел же, погоняй…”, “И ураган их…”. Далее многоточие.

Но главное, что Пушкин написал стихотворение “Пророк” (1826), которое сыграет в его новой жизни такую же роль, какую в прежней сыграла ода “Вольность”, а в будущем, при подведении итогов – “Памятник”. В нем предложен смысловой итог: ценой физического и духовного преображения поэт получает право (и обязанность) говорить безоглядно. Он независим от власти постольку, поскольку зависим от Бога; как было сказано в “Песни о вещем Олеге”: “Покорный Перуну старик одному, / Заветов грядущего вестник”. В “Памятнике” мы встретимся с тем же мотивом – поэт непокорен миру, потому что полностью послушен Богу.

Духовной жаждою томим,

В пустыне мрачной я влачился,

И шестикрылый Серафим

На перепутье мне явился;

Перстами легкими как сон

Моих зениц коснулся он:

Отверзлись вещие зеницы,

Как у испуганной орлицы.

Поэт не воспитатель общества и не учитель жизни; он не может отдавать талант в доверительное управление, потому что дар ему не принадлежит:

…Исполнись волею Моей,

И, обходя моря и земли,

Глаголом жги сердца людей…

К моменту возвращения в столицы Пушкин превратился в Пушкина, каким история его задумала. Свободного от всех. Покорного лишь “гласу” Бога.

И тут же оказался перед выбором.

Как Пушкин расхотел быть Пушкиным

1. Цензура в обмен на лояльность

Встреча с новым государем состоялась 8 сентября 1826 года. Пушкина доставили в Москву; из канцелярии дежурного генерала Главного штаба привезли в Чудов дворец. Поэт предстал перед царем – пропахший лошадьми, в дорожной грязи и пуху от покрывала и подушек.

Николай сидел в огромном выстуженном кабинете. За окном градусов 6–7. Был разожжен камин, но собеседники мерзли. Пушкин встал спиной к огню; ему было одновременно и холодно, и жарко. Что отвечало настрою беседы, ход которой некогда восстановил выдающийся историк Натан Эйдельман. Если коротко, то Пушкин признал, что был бы на Сенатской площади, окажись он в те дни в Петербурге, но оправдался долгом дружбы, понятиями чести. В ответ молодой государь заявил: пиши свободно, я сам буду твоим цензором.

Была проявлена взаимная готовность слышать доводы “противной стороны”: поэт ссылается на то, что близко полковому офицеру, а царь на то, что важно для писателя. При этом у каждого имелся интерес. Николаю нужно было перебить эффект Сенатской площади, Следственной комиссии и кронверка Петропавловской крепости; ему пришлось стрелять, сажать, раскалывать дворянство, вешать, а теперь он мог сослаться на врага, добровольно перешедшего в союзники. “Вот, смотрите, Пушкин принял нашу логику; будьте, как Пушкин”. Задача автора “Онегина” была иной: вернуться в столицы, заново построить отношения с Дворцом, обеспечить себе право публикаций. И при этом не попасть в зависимость. Переговорная позиция царя: ты будешь очищен от всех подозрений, я лично стану твоим цензором, а это есть предел свободы для писателя в России. Переговорная позиция поэта: я готов оказывать влияние на трон, поддерживать царя публично,