Да будет свет... - Анатолий Федорович Дьяков

Я очень рано понял, что человек должен сам слепить себя, сделать свою карьеру, хотя это слово в те времена почти не употреблялось в положительном смысле. Тогда больше говорили «тебе надо встать на ноги», «выйти в люди», что означало самостоятельность, наличие обеспеченного будущего, а не прозябание на задворках чужого успеха. Свое слово я сдержал. Впоследствии брат и некоторые его друзья, в том числе и Григорий Рассказов, уже крупные специалисты-энергетики, работали под моим руководством в Ставропольэнерго.

Мне было чуть больше шестнадцати, когда страну потрясло сообщение о смерти Сталина, прозвучавшее по радио рано утром 6 марта 1953 года. В это трудно было поверить, поскольку с утра до вечера государственная пропаганда навязывала людям мысль о бессмертии вождя. Услышав печальную весть, я вскочил с постели и помчался к Николаю Николаевичу, моему старшему двоюродному брату. Это был сын моей тетки по отцу, Матрены Афанасьевны, боевой летчик, занимавший тогда ответственную партийную должность. Я спросил его:

— Как ты думаешь, кто будет вместо Сталина?

Он уверенно ответил:

— Конечно, Берия.

Я не согласился:

— Нет, будет Маленков!

— Почему?

— Не знаю, но в последнее время он был правой рукой Сталина.

Через три дня мы вновь собрались у Матрены Афанасьевны по какому-то поводу. За столом возник спор: Николай утверждал, что страну возглавит Берия, а я — что Маленков. Мы поссорились, дело дошло до оскорблений. Николай назвал меня молокососом, который ничего не понимает и ни в чем не разбирается. Я тоже закусил удила. Разгорелся бой в Крыму: все в дыму, ничего не видно! Мать поняла, чем может кончиться разговор, отказалась от обеда и увела меня домой — от греха подальше.

С Маленковым в моей жизни связано немало интересных наблюдений. Конечно, мне не пришлось встречаться с ним персонально, но личность этого политика существенным образом повлияла на мое профессиональное становление. Я знал биографию своего кумира, наблюдал за стилем его руководства и образом жизни. Почему я испытывал уважение к Георгию Максимилиановичу? Наверное, потому, что всегда видел его рядом со Сталиным. Я знал, что Маленков принадлежал к ближнему кругу вождя, к тем политическим и хозяйственным деятелям, о которых с утра до ночи говорит радио, пишут газеты. Нам внушали, что наши вожди заботились о народном благе, а я себе говорил: «Значит — и о каждом жителе станицы Марьинской».

Маленкову пришлось вплотную заниматься решением нар однохозяйственных проблем, накопившихся во время войны и после нее. Ведь он, в качестве члена ГКО, с 1943 года возглавлял Комитет при СНК СССР по восстановлению хозяйства в районах, освобожденных от немецкой оккупации. Заботу Маленкова о народе я почувствовал наяву в 1955 году, когда он, будучи Председателем Совета Министров СССР, отменил налоги, которыми при Сталине были обложены все подсобные хозяйства. Например, от нашей коровы мы должны были ежегодно сдавать государству не менее 550 литров молока и до 40 килограммов сливочного масла. При низкой жирности молока вес дани увеличивался. До Маленкова по нашим дворам постоянно шарили учетчики, считавшие количество насаждений по кустам и стволам. Нам запрещали использовать колхозные корма, не разрешали пасти на колхозных угодьях домашнюю скотину. Так что сегодня я с большой иронией вспоминаю строки: «Все вокруг колхозное, все вокруг мое». Это было совсем не так. А после решений, инициированных Маленковым, у нас появился свой огород примерно в двадцать соток, где мы высадили ягодные кустарники, плодовые деревья. Все вокруг сразу преобразилось, и мы вздохнули свободнее.

Мог ли я тогда достаточно объективно и полно судить о достоинствах Маленкова? Ведь мне было не так много лет. Наверное, не мог, хотя многое успевал увидеть и запомнить: сказывалось раннее возмужание, постоянное обсуждение этих проблем дома и на улице. Просто внутреннее чутье мне подсказывало: Маленков — один из тех наследников Сталина, который достойно понесет его знамя дальше. Я уважал Маленкова, наверное, еще и потому, что некоторый период его служебной карьеры был посвящен энергетике: в 1955–1957 годах он занимал должность министра электростанций СССР. Впоследствии, будучи начальником Главвостокэнерго — Главного управления по эксплуатации энергосистем Сибири и Востока Министерства энергетики и электрификации СССР, я часто бывал на Усть-Каменогорской ГЭС, где с 1957 года Георгий Максимилианович директорствовал, откуда его избрали в состав Восточно-Казахстанского областного комитета КПСС и где он был исключен из рядов партии. Потом была Экибастузская ТЭЦ, на которой он проработал до 1961 года, вплоть до выхода на пенсию. Я сидел в его кабинете, бережно перебирал и листал книги из его библиотеки.

Мы и хоронили Маленкова как энергетика ведомственного уровня. Конечно, не удалось избежать претензий со стороны сына, но тогда свято соблюдалась субординация в отношении усопших — прижизненное положение на иерархической лестнице имело на похоронах большое значение. Чтобы повысить статус похорон Маленкова, нужны были указания Политбюро ЦК КПСС, а они так и не последовали. Поэтому Георгия Максимилиановича похоронили на Кунцевском кладбище рядом с женой, Валерией Алексеевной Голубцовой, которая с 1943 года занимала должность ректора Московского энергетического института.

Пытаясь присоединить осколки одной жизни к общей цепи свидетельств о прошлом нашей страны, я вновь и вновь перечитываю пожелтевший от времени, истрепанный на сгибах номер газеты «Правда» от 9 марта 1953 г. Я его бережно храню в семейном архиве вот уже более полувека. На первой полосе — траурная фотография. Колонный зал Дома союзов. У гроба Сталина в почетном карауле стоят знакомые мне с детства лица: В. М. Молотов, К. Е. Ворошилов, Л. П. Берия, Г. М. Маленков, Н. А. Булганин, Н. С. Хрущев, Л. М. Каганович, А. И. Микоян. В который уже раз перечитываю скорбную статью Алексея Суркова «Великое прощание»: «Вот вихрастый, не по годам посерьезневший московский подросток. Каким долгим, совсем взрослым, глубоким взглядом вглядывается он в черты сталинского лица, невольно замедляя шаг! Как будто на всю свою будущую жизнь, крылатую и светлую, хочет сохранить образ Великого, неизгладимое воспоминание о нем». Конечно, я тогда был далеко от Москвы, но, как дитя своего времени, чувства испытывал не менее глубокие…

По случаю траура напротив клуба нашей станицы 9 марта был установлен столб с двумя громкоговорителями. По ним мы услышали, как по всей стране объявили пятиминутное молчание, весь транспорт был остановлен. Потом транслировался траурный митинг, который открыл Маленков. Многие плакали. Слезы были свидетельством искренности. Вторым выступил Молотов, а третьим — Берия. Когда над нашими головами прозвучали слова: «Под знаменем Ленина — Сталина, под руководством Коммунистической партии Советского Союза во главе с Георгием Максимилиановичем Маленковым — вперед, к победе коммунизма!» — я облегченно вздохнул:

— Ну, вот — я же говорил…

В споре