Семнадцать героев Морского кадетского корпуса выпуска 1871 года. От турецкого Сулина до японской Цусимы - Константин Григорьевич Озеров

оторванными обеими ногами: одна выше колена, а другая ниже; торчали куски костей, клочья мяса, с которого обильно текла кровь. Ему тут же на юте подложили под голову мат. Я при помощи кого-то из матросов, перетянул ему тонкими кончиками веревки ноги повыше отрыва, желая уменьшить излияние крови, но это мало помогло и он скоро умер, не произнося ни единого звука, смотря на всех к нему подходивших детскими удивленными глазами. Его фамилия Бабкин[182]…», вспоминал позже А. В. Витгефт.

• По всему судну черным призраком расползалась проклятая шимоза, травя людей в машинном отделении и кочегарках. Когда об этом сообщали снизу в боевую рубку, то из переговорной трубы зазмеился черно-желтый дым. Пробегавший по палубе Витгефт «был остановлен выглянувшим из шахты кочегарным механиком Б. В. Бруятским. Он просил прислать подсмену кочегарам, сильно наглотавшимся газов пикриновой кислоты».

• Вопрос А. С. Новикова-Прибоя № 9 В. А. Смородову: «При вас ли командир кричал: «молодцы-герои машинисты и кочегары» и командовал «ложись на живот», не разрешая покидать кочегарки в дыму?»[183].

• Как впоследствии через пятьдесят с лишним лет Г. Александровский, много лет разбиравший Цусимский бой в деталях с очевидцами этого сражения в Нью-Йорке, сделает заключение: «Попадания в «Сисой Великий» начались после гибели «Осляби», но их еще было мало. Количество попаданий увеличилось в течение второй фазы боя; потом, когда броненосец пытался прийти на помощь «Суворову», и наконец, в то время, когда броненосец прикрывал тонущий «Александр III» (выделено К.О.) и пришлось вести бой на оба борта: против японских броненосцев с одного борта и против японских броненосных крейсеров с другого борта»[184].

• Положение «Сисоя Великого» с каждой минутой все более усугублялось. Командиру было доложено, что в броненосец «из левого переднего минного аппарата хлещет вода». Для укрепления переборок и борьбы с водой командир направил аварийные дивизионы к носу. Вечный враг огня – вода теперь стала самой ярой его союзницей. Люди, как могли отбивались от морских потоков с шумом наполнявших броненосец. Трюмный квартирмейстер Иосиф Минтрак спускал воду из носового помещения в таранное, откуда через клапан она должна была уйти в магистральную трубу. Он отчаянно пытался отыскать шток клапана под ногами, но вода стояла выше пояса и квартирмейстер сам еле успел выпрыгнуть из отделения. Дверь тут же задраили непроницаемой переборкой. Она на время остановила дальнейшее распространение воды. Как вспоминал механик С. Э. Боровский: «переборка 31 шпангоута гнулась и если бы она не выдержала, то гибель броненосца была бы моментальна». Вода через две пробоины – обе в носовом отделении – вливалась с такой силой, что носовой отсек вскоре был затоплен полностью. Броненосец получил огромный дифферент на нос. И этот крен все время увеличивался. Скоро затопило и подбашенное отделение.

• После 16 часов интенсивность обстрела с японских кораблей резко возросла. Только частой переменой хода – от самого полного до самого малого – на броненосце сбивали пристрелку японцев.

• В 1912 г. в журнале «Море» были напечатаны воспоминания матросов о Цусимском сражении. Безымянные матросы «Сисоя Великого» оставили строки для истории: «Наш броненосец громил неприятеля всем бортом, сам же искусно лавируя, уклонялся от ударов. Но, как ни умело управлял командир, однако он не мог избежать града сыпавшихся снарядов, и они, попадая в нас, разрушали и зажигали все, что ни встречали на пути»[185]

• Во время тушения пожара произошел совершенно необъяснимый эпизод. «Когда броненосец вышел из строя, то он очутился на расстоянии 22 ½ кабельтовых от крейсеров «Ниссин» и «Касуга». На «Сисое» все были убеждены, что крейсера воспользуются бедственным и отчаянным положением, в котором находился русский броненосец, и сделают залп, чтобы покончить с нами. На «Сисое» на них навели кормовую двенадцатидюймовую башню, чтобы перед агонией им ответить тем же. Но к немалому удивлению моряков японские крейсера прошли мимо без единого выстрела (выделено К.О.), а потому и ответный залп с «Сисоя» тоже сделан не был»[186].

• Из рапорта командира «Сисоя»: «17:05. Потушив пожар, встал в кильватер «Наварину». Два ветерана китайской войны: «Наварин» и «Сисой», как отметил старший офицер «Авроры» А. К. Небольсин, делали попытки сблизиться с неприятельским флотом»[187] (выделено К.О.). Эти два броненосца шли не в общем строю, а слева от кильватера. На «Сисое» из шести 6-дюймовых орудий обоих бортов после смазки и небольших исправлений вновь вошли в строй четыре. Из них тут же был открыт огонь. Он продолжался до заката солнца.

• «Думалось, что хотя мы и потеряли наши лучшие суда, все же, несмотря на беды, подравнялись, беспорядка нет, а главное идем во Владивосток»[188], писал в своих Воспоминаниях А. В. Витгефт. А М. В. Озеров в рапорте ГМШ зафиксировал: «Артиллерийский огонь продолжал вести на оба борта». К этому времени на «Сисое Великом» наконец исправили носовую башню, поэтому воздух вновь сотрясали обе пары двенадцатидюймовых орудий.

Одним из своих двенадцатидюймовых снарядов «Сисой» попал в «Идзумо», флагманский корабль Камимуры. Но снаряд лишь «пробил верхнюю и первую палубы, пролетел угольную яму и проник в котельное отделение. Если бы он разорвался, то вывел бы из строя средние котлы и броненосный крейсер мог частично или полностью потерять ход»[189].

• В 19 ч. ожесточенный бой до предела измотал и японских моряков. В сводках вечернего периода можно найти интересные откровения: «колонна русских броненосцев открыла огонь по японским крейсерам и заставила их отойти», «Камимура не рискнул сражаться со всей русской эскадрой и отвернул на обратный курс», а Того, встретив головные русские броненосцы, благоразумно «потерял их в дымке».

• Мичман М. П. Корецкий с крейсера «Владимир Мономах» вспоминал: «Наступала эта ужасная, полная тревоги ночь, которую я не хотел бы пережить еще раз. Несчастные броненосцы были совершенно истерзаны. Убыль людей была колоссальная. Когда «Наварин» проходил мимо, то видно было, как из шпигатов лилась красная вода».

• Тела убитых, обожженных и отравленных газами моряков лежали повсюду. Младший минный офицер «Сисоя Великого» Витгефт до того «отупел», что обгоревшие до костей трупы в батарее не производили почти никакого впечатления, и он «спокойно спотыкался и наступал на них».

• На «Сисое Великом» усилиями старшего минного офицера Э. Э. Овандера, минеры научились всего за пятнадцать минут убирать в жилую палубу, а затем ставить на место кормовые прожектора. Еще будучи старшим минным офицером на броненосце «Александр III», Э. Э. Овандер досконально изучил пособие на французском языке об уборке боевых фонарей во время дневного боя. Именно благодаря использованию практики французских военных моряков ночью с 14 на 15-ое мая на «Сисое Великом» все прожектора были «исправны и готовы к действию»[190]. Для контраста: на броненосце «Орел»