От интернационализма к постколониализму. Литература и кинематограф между вторым и третьим миром - Росен Джагалов

Семен Брейтбург (ортодоксальный марксистский литературовед). Следует отметить, что особенно в последнее время самым неожиданным для всех образом получили распространение идеи, высказываемые на протяжении последних лет таким философом и социологом, которого зовут Герберт Маркузе, выходец из Германии, работающий в американском университете, человек гейдельбергской формации и скорее кабинетный ученый и философ, который самым неожиданным, может быть, для себя образом стал одной из наиболее видных фигур современного мира.

Один из моих знакомых сказал, что взгляды, высказанные Маркузе, подобны идеологическому окурку, брошенному в бочку с бензином. В этом сравнении есть что-то верное. По-видимому, необходимо разобраться в ошибочных воззрениях Маркузе, но делать это надо, хотя бы элементарно зная несколько написанных им книг, чтобы не попасть в такое неудобное положение, когда обвинения в адрес Маркузе производят впечатление очень поверхностное[166].

<…>

…Маркузе выдвигает сегодня следующую точку зрения: рабочий класс в развитых индустриальных странах западного мира интегрирован, т. е. включен в саму систему развитого потребительского общества и утратил революционные возможности, революционный потенциал. Также утрачен революционный потенциал и партиями рабочего класса, т. е. компартиями западных стран.

Кто же в таком случае, по мнению Маркузе, представляет из себя ту революционную силу, которая существует в мире и которая, по его мнению, способна разрушить современное капиталистическое общество? Революционными возможностями, революционным потенциалом, по мнению Маркузе, сегодня обладают расы угнетенные, выброшенные за борт общества личности, аутсайдеры и лидеры, элита, которые в силу своих моральных и интеллектуальных качеств не поддаются этой интеграции. Но если из плана государств он переводит это в международный план, то из выдвинутого им тезиса, утверждающего, что партии рабочего класса в индустриально развитых странах не обладают революционными возможностями, вытекает, по его мнению, что подлинной революционной силой являются страны третьего мира.

Можно было бы не останавливаться более или менее продолжительно на этом тезисе, но дело в том, что он сегодня получил чрезвычайно широкое распространение не только среди людей, читающих философские сочинения и знающих, кто такой Маркузе-философ, но просто любых читателей газет, которым эти идеи подаются в крайне вульгаризированном виде. И мне кажется, что та теория, утверждающая, что единственной революционной силой в мире являются бывшие колониальные страны, требует самого пристального внимания с нашей стороны при подготовке такой встречи, как намечающаяся в Ташкенте.

Алексей Зверев (американист, впоследствии известный специалист по Набокову). И здесь необходимо учитывать, что мы все-таки до сих пор негритянское движение и литературу о негритянском движении понимали несколько упрощенно. Мы это понимали как нечто безусловно прогрессивное, не видя всей сложности этого движения.

А как раз в Америке черный расизм, т. е. проблема, которая неизбежно возникнет в Ташкенте, выражен в совершенно крайней форме. Стал выдвигаться проект создания негритянской культуры, который будет основываться на том, что первоначально мировая культура была негритянская, что Христос был негром, что Евангелие было написано черными апостолами. А затем белый человек все это отбросил. Поэтому нужно создавать свою негритянскую культуру, полностью игнорируя культуру человечества, диктовавшуюся белыми. Причем интересно следующее: например, китайская или японская культура ими не признается также. Весь мир, по их убеждению, разделен на белых и черных. Японцы и китайцы – белые, арабы и индусы – черные, а самая радикальная часть призывает отказаться от европейской христианской культуры и вернуться к исламу, что они когда-то были мусульманами, которых насильственно обратили в христианство, и что должна быть создана новая культура негритянская в Америке, а не в Африке, должно быть образовано негритянское государство, где будет развиваться негритянская культура на мусульманской основе.

Во главе этой партии стоит [Элайджа] Мухамед, лидер негритянского движения, и это крыло не менее влиятельно, чем крыло [Мартина Лютера] Кинга, деятельность которого заслуживает всяческого одобрения.

Евгений Челышев (ведущий советский индолог). Теперь следующее – это так называемая идея азиатского духа. Это очень опасно, когда выступают восточные критики и писатели и говорят, что нас объединяет азиатский дух, у нас больше [общего], чем с европейцами, это перекликается с маоизмом.

Даже такую проблему, как «Классическое наследие и современная литература», они могут повернуть, когда будут выступать, эту проблему, сводя к проблеме азиатского духа, что классическое наследие является кандалами, что мы должны следовать Эллиоту, т. е. отказ от классического наследия и попытка перенести на индийскую почву модернистскую литературу. Вот чего можно ожидать от такого поворота проблемы, и здесь этому можно придать и чисто литературный, и вместе с тем идеологический характер. Эта проблема азиатского духа, я уверен, может звучать в очень многих выступлениях [на конференции], так как она очень распространяется и очень пропагандируется.

Мириам Салганик (старший консультант по литературам стран Азии и Африки в Иностранной комиссии Союза писателей СССР). Естественно, что те писатели, которые приедут из Латинской Америки, будут че-гевардистского толка. Они страдают от чувства стыда за то, что происходит у них дома. Больше всего Мао и Че-Гевара нравятся тем слоям интеллигенции, которые находятся дальше от них, а чем ближе – тем меньше. <…>

Если здесь встретиться с вьетнамцами или че-гевардистами, то нам не вмешиваться, а надо посмотреть, что будет[167].

В то время как советские организаторы настороженно наблюдали за идеологическими предпочтениями африканских, азиатских и латиноамериканских писателей, последним участие в советских интернациональных литературных проектах редко мешало искать аудиторию, разделяющую идеологию панафриканизма, принимать западные награды или печататься в маоистских изданиях. Пока идеологи этих несхожих проектов соперничали между собой и ревниво оберегали «своих» авторов друг от друга, большинство самих авторов участвовали, хотя и не без разборчивости, в самых разных международных инициативах.

Ассоциация писателей стран Азии и Африки как поле

Таким образом, движение африканских и азиатских писателей, оформившееся в Ташкенте (сама Ассоциация писателей стран Азии и Африки официально была основана на Втором конгрессе в Каире в феврале 1962 года), входило в более обширную систему конкурирующих друг с другом интернациональных проектов, в которую вовлекались литературы этих регионов. Но что представляла собой сама Ассоциация? Статья Шридхарани указывает на два очень разных возможных аспекта ее изучения. С одной стороны, она выступала средоточием солидарности между странами Юга, местом формирования непредсказуемых, но плодотворных связей между писателями и читателями, в иных случаях разделенными расстояниями, языковыми барьерами и разностью национальных культур. Анализ художественных произведений, опубликованных в «Лотосе», журнале Ассоциации, или рассказов писателей о ее конгрессах неизменно встраивается в такие концепции, как воображаемое сообщество или транснациональная публичная сфера. С другой стороны, Ассоциацию, как и более ранние литературные организации, связанные с СССР, можно рассматривать как структуру времен холодной войны, нужную, чтобы обеспечить советским культурным ведомствам некоторое влияние на афро-азиатскую словесность. И если, изучая историю Ассоциации писателей стран Азии и Африки, исследователь ограничится стенограммами заседаний советского подготовительного комитета или официальными резолюциями Ассоциации, он лишь утвердится во мнении, что она служила исключительно инструментом пропаганды во внешней политике СССР, Китая, Египта и даже Индии.

Уже упомянутое понятие поля, предложенное Бурдье, позволяет осуществить продуктивный синтез этих двух перспектив и избежать сопряженных с каждой из них штампов[168]. Как и любое другое поле, литература стран Азии и Африки служила ареной борьбы за авторитет среди наиболее сильных из вовлеченных в нее государств (СССР, Китая до середины