От интернационализма к постколониализму. Литература и кинематограф между вторым и третьим миром - Росен Джагалов

„Лотос“ находится несколько в стороне от нашего влияния, – это совершенно ясно. И в будущем, может быть, надо поставить вопрос о физическом присутствии нашего представителя в этом постоянном комитете для того, чтобы это литературное движение писателей стран Азии и Африки держать в тех берегах, которые идут в нашем направлении». Альянс Москвы и Каира продолжал иметь ключевое значение для деятельности Ассоциации до конца 1970‑х годов, когда Анвар Садат, президент Египта, в 1970 году сменивший генерала Насера, переметнулся от СССР к его противнику в холодной войне и заключил мир с Израилем, вызвав гнев большинства арабских интеллектуалов, в том числе писателей[175]. И если после советско-китайского раскола Ассоциация еще как-то оправилась, то после выхода из нее Египта погрузилась в состояние постоянной нестабильности.

Несмотря на то что даже после Кэмп-Дэвидских соглашений арабские писатели (особенно объединенные вокруг освобождения Палестины) не утратили ключевой роли в Ассоциации, на первый план все чаще стала выходить Субсахарская Африка, о чем свидетельствуют избрание новым генеральным секретарем Ассоциации южноафриканского писателя Алекса Ла Гумы и проведение шестого конгресса 1979 года в Луанде, столице недавно освобожденной Анголы. Президент этой страны и лауреат премии «Лотос» Агоштинью Нету выступал на этом конгрессе в символической роли хозяина. Дискуссия об избрании Ла Гумы, состоявшаяся в советском подготовительном комитете накануне конгресса, ясно говорит о покровительственном отношении советских организаторов к Ассоциации:

[Софронов:] Вспоминаю Ла Гуму. Мне приходилось проводить встречи. Он иногда в горячке высказывал некоторые положения, что он не любит, когда им командуют… А Ла Гума – это наше дитя, мы его предложили на Алма-Атинской конференции вразрез с желаниями Сибаи и Мукереджи. Мукереджи [другой кандидат на этот пост] – человек дикий, а это – человек, воспитанный в подполье, 11 лет тюрьмы, домашние аресты и т. д. Это надо учитывать. Кроме того, он писатель хороший. Это для нас было очень приятно[176].

О литературной одаренности Ла Гумы Софронов упоминает походя, как о чем-то второстепенном, красноречиво показывая, какое значение советские организаторы придавали художественной ценности. Риторика контроля и «пользы» в сочетании с некоторыми опасениями по поводу независимой натуры Ла Гумы возникает и в ответе А. Ю. Кривицкого Софронову:

О Ла Гуме мы знали, что он не сахар, в этом отношении не заблуждались. Но мы знали и то, что к нему есть подходы, которые позволяют сделать его очень стоящим человеком для нас. Это тоже очевидно. Давайте, учитывая его слабости, использовать его сильные стороны[177].

Какую бы меру влияния советские культурные ведомства ни стремились приобрести, поддерживая Ассоциацию, она никак не отражалась на литературной практике. Механизмы контроля, какими они располагали в отношении советских писателей – цензура, членство в Союзе писателей со всеми прилагавшимися к нему кнутами и пряниками, – плохо работали за границей. Даже таких африканских и азиатских выпускников московского Литературного института имени Горького (главного литературного вуза СССР), как Майтрипала Сирисена (будущий президент Шри-Ланки), уже упомянутый Атуквей (Джон) Окай и множество арабских авторов, трудно назвать ортодоксальными соцреалистами и проводниками советского влияния за рубежом. При этом распространение произведений русской или советской литературы и их оригинальных интерпретаций среди афро-азиатской аудитории оказалось куда более сильным, хотя как раз его советская власть контролировать не могла[178].

Структуры афро-азиатского литературного поля

Пожалуй, наибольшее советское влияние в афро-азиатском направлении проявилось прежде всего не в геополитических конфликтах, а в структурах литературного поля, выстроенных по образцу более ранних советских интернациональных литературных организаций, таких как МОРП начала 1930‑х годов, Ассоциация писателей в защиту культуры эпохи Народного фронта и Всемирный совет мира на раннем этапе холодной войны. В этом разделе речь пойдет о четырех основных структурах Ассоциации писателей стран Азии и Африки, родословную которых я постараюсь восстановить: международных писательских конгрессах, постоянном бюро, литературном журнале на нескольких языках и международной литературной премии.

Наиболее заметными среди них были конгрессы афро-азиатских писателей, когда литераторы из двух регионов на неделю съезжались в каком-либо городе, создавая, как бы мы сейчас сказали, инфоповод и получая возможность заявить о себе как о движении и задать его вектор. На практике конгрессы состояли из официальной части и культурной программы, организованной устроителями в городе и за его пределами, и менее регламентированного времени, отведенного на осмотр достопримечательностей и неформальное общение с другими писателями, которое, само собой, всегда можно было увеличить за счет официальной части. Последняя, как правило, составляла наименее запоминающуюся часть мероприятия, но порой перерастала в бурную дискуссию, как случилось на Втором конгрессе в Каире, когда в полной мере обнаружилось соперничество между Советским Союзом и Китаем. В целом конгрессы делали видимыми два сообщества, во многом существовавшие как воображаемые: афро-азиатских писателей, с одной стороны, и их читателей – с другой. Местные организаторы этих конгрессов подчеркивали связи своих гостей с читающей публикой своей страны, устраивая им официальные и неофициальные встречи с читателями и демонстрируя переводы их произведений, вышедшие в здешних издательствах. В конце каждого конгресса выносили резолюцию по актуальным политическим вопросам, таким как продолжающаяся борьба за независимость, военные вторжения и разоружение, – она показывала приверженность писателей прогрессивным целям.

Как и в случае с заседаниями более ранних международных писательских организаций, связанных с СССР: конференциями МОРП в Москве (1927) и Харькове (1930), конгрессами Ассоциации писателей в защиту культуры в Париже (1935) и Валенсии – Мадриде – Барселоне – Париже (1937), съездами Всемирного совета мира во Вроцлаве (1947), Париже/Праге (1949), Шеффилде/Варшаве (1950), – писательские съезды стали главной особенностью Ассоциации писателей стран Азии и Африки. После Ташкентского конгресса 1958 года афро-азиатские писатели собирались еще на семи конгрессах: в Каире (1962), Бейруте (1967), Дели (1970), Алма-Ате (1973), Луанде (1979), снова в Ташкенте (1983) и, наконец, в Тунисе (1988). Между масштабными конгрессами Ассоциация регулярно проводила встречи редколлегии «Лотоса» и конференции, например встречу поэтов в сентябре 1973 года в Ереване, встречу молодых писателей осенью 1976 года в Ташкенте и менее крупные юбилейные конференции 1968 и 1978 годов опять же в Ташкенте.

Советские организаторы опубликовали (на русском) стенограммы первых пяти конгрессов. Трудно оценить значение официальных протоколов, учитывая, что речи в них приведены не полностью, а конфликты и острые углы сглажены, не говоря уже о самой природе таких формальных мероприятий. На многих участников, как очевидно из статьи Шридхарани о Ташкентском конгрессе, наибольшее впечатление произвели не вынесенные там официальные резолюции или выступления ораторов, а встречи и разговоры за пределами конференц-залов с местными жителями или с другими приехавшими на конгресс писателями – некоторые из них, как в случае того же Шридхарани, нашли отражение в статьях или автобиографических текстах[179]. Каждый такой текст рассказывает нам о взгляде его автора не меньше, чем о самом конгрессе. При этом многие мотивы статьи Шридхарани вновь звучат двадцать лет спустя в путевых заметках Одри Лорд, афроамериканской поэтессы и радикальной феминистки, приглашенной в качестве наблюдателя из США в 1976 году на Конференцию молодых писателей в Ташкенте[180]. Лорд пишет об увиденном не без симпатии – правда, ее не особенно поражает советская модернизация (в конце концов, она, в отличие от других делегатов, приехала из Нью-Йорка), зато восхищают хлеб, бесплатная медицина и образование, в Советском Союзе – в противовес США – гарантированные каждому гражданину. Читая ее заметки, мы ощущаем разницу между ее более отстраненным общением с русскими в Москве, где она посетила Союз писателей СССР, приславший ей официальное приглашение, и той теплотой и интересом, с какими она относится к жителям Узбекистана:

Когда мы приземлились в Ташкенте, вокруг стояла приятная жара, напомнившая мне об Аккре в Гане. <…> …Я почувствовала, что мне здесь по-настоящему рады.

…Впервые с момента приезда в Россию я ощутила, что меня окружают теплокровные