Магия кельтов: судьба и смерть - Татьяна Андреевна Михайлова

своем развитии несколько стадий от устного сложения и функционирования до составления окончательных письменных редакций. Как пишет он: «Следует понимать три уровня понимания библейского текста: 1. что хотел сказать автор текста; 2. как толковался этот текст в рамках последующей экзегетики; 3. что могло на самом деле стоять за словами древнего автора, что, возможно, он и сам до конца не осознавал» (Подосинов, 2000, с. 13).

Эпизод с Фроехом, которого оплакивали «сто пятьдесят женщин из сида», можно сравнить с эпизодом из саги «Смерть Кухулина»: когда герой едет на битву, которой, как понимают все, включая его самого, суждено стать для него последней, его встречают на дороге «трижды по пятьдесят женщин из Эмайн Махи», которые пришли, чтобы заранее оплакивать его. Но при внешней схожести суть этих эпизодов далеко не тождественна, поскольку не тождественной оказывается и дальнейшая судьба героев: Фроех уходит в сид и возвращается из иного мира обновленным, Кухулин же действительно погибает (причем оплакивают его женщины реальные). И если для связанного с реликтами инициации временного ухода в иной мир Фроехом «рыдающие женщины» начинают исполнять функции своего рода медиаторов, помогающих герою преодолеть рубеж, разделяющий тот мир и этот, то для описания гибели Кухулина, сражающегося в одиночку с целым войском, они на уровне сюжетном оказываются как бы избыточными. И даже, более того, не оказывается ли этот эпизод как бы не только предвестием близкой гибели героя, но и отчасти – его причиной? Иными словами, если бы женщины не пришли оплакивать Кухулина, может быть, он остался бы в живых?

Данное предположение, на первый взгляд выглядящее несколько наивно, покажется более логичным, если мы сравним этот эпизод с близким (отчасти) эпизодом из саги «Похищение быка из Куальнге»:

Меж тем вышли из стана ирландцев две женщины-филида, Фетан и Коллах, и принялись горевать да оплакивать Кухулина, говоря, что разбиты улады, пал Конхобар и что, с ними сражаясь, нашел свою гибель Фергус. <…> Поднявшись со своего ложа, перво-наперво расправился Кухулин с двумя женщинами-филидами, что притворно оплакивали его. Столкнул их герой головами, так что кровь да мозги окрасили его в алый и серый цвет (Саги об уладах, 2004, с. 390, 396).

То есть, как мы видим, акт оплакивания до смерти Кухулин расценивает как вредоносную магию, и, видимо, именно так трактовался этот эпизод и с точки зрения составителя текста и его аудитории.

Совершенно параллельно проблема возникновения слова «банши», а точнее – появление данного значения у сочетания ben síde (женщина из сида) приводит к другому эпизоду: рассказу о том, как король Кримтан, получивший затем прозвище Ниа Найр, Герой Нари, полюбил сиду по имени Нар, ушел за ней в сид, провел там месяц, затем вышел наружу, но вскоре умер (известен только краткий пересказ сюжета в «Перечне королей», RR, p. 302). Его возлюбленная называется там bansídaige, что представляет собой также сложение основ «женщина» и «сид», однако несколько иное. Префикс ban- (gen. pl. от ben – женщина) в древнеирландском обычно употребляется для образования «женского варианта» существительного, обозначающего род занятий, родство. Сравним, например – banscál (женщина-призрак), banab (аббатиса), banairfitech (женщина-музыкант), bancháinte (заклинательница), banech (кобыла, женоконь) и даже banmac (дочь; буквально – женосын). Слово sídaige означает «обитатель сида» (буквально «сидчик» или «сидец», поскольку слово образовано при помощи соответствующего активного суффикса – aige nomina agentis). Естественно, возлюбленная Кримтана была просто сидой, «жителем сида женского пола», никак иначе в данном контексте это слово перевести мы не можем. Но точно так же названа и земная женщина Монгфинд из саги о смерти Кримтана, сына Фидаха:

Отправилась она к Кримтану (ее брату) и лживо примирила его со своими сыновьями, а потом повела с собой на пир. Когда же поставили перед ним еду и напитки, вложила она в руку брата чашу с ядом. «Не притронусь я к ней, – сказал Кримтан, – если не выпьешь ты первой». Отпила из той чаши Монгфинд, а за ней отпил Кримтан. И случилось так, что испустила дух Монгфинд в ночь под Самайн. Это и есть смерть Монгфинд-сиды (Conid si aided Mongfinde bansidaige). Оттого-то и называют безродные люди Самайн[26] Празднеством Монгфинд, что была она могущественная сида и ведунья, покуда жила во плоти. Так повелось, что обращаются к ней безродные люди и женщины в ночь под Самайн (Предания и мифы 1991, с. 206).

Как кажется, слово bansidaige в данном контексте должно обозначать «женщину из сида» и не имеет ничего общего с фольклорной вестницей смерти, однако в издании этой саги В. Стоуксом при переводе фрагмента употреблен английский термин для банши (…so this is the death of Mongfind the Banshee. Aided Crimtain, 1903, p. 178). Вести о смерти здесь нет, но есть сама смерть, причем смерть, наступившая в результате контакта с этой женщиной (как, кстати, и в предыдущем эпизоде с сидой по имени Нар). Явно добавленная в рукопись позднее фраза о Самайне как «празднестве Монгфинд» призвана была прояснить читателю суть, видимо, не столько самого эпизода, который с точки зрения сюжетной был в общем понятен, сколько название Монгфинд – bansidaige. Действительно, совершенно не ясно, почему коварная и жестокая сестра Кримтана, желавшая ему смерти настолько, что сама решилась выпить отравленное питье, называется «сидой» (причем – «при жизни»). Видимо, в данном случае речь идет о каком-то фразеологизме типа «пир Монгфинд» (как угощение, которое приносит гибель), переосмысленное затем в духе мистическом – как знак Самайна, когда, согласно поверьям, смыкались и сходились мир земной и мир иной, в котором жили сиды.

В названных двух фрагментах слово bansidaige, как кажется, с банши еще практически никак не связано и, повторяем, по своему происхождению эти слова не абсолютно тождественны. И тем не менее это же слово на исходе среднеирландского периода употреблялось, видимо, уже в каком-то близком значении. В глоссах к юридическому трактату «Поздние суждения о почитаемых» (Bretha nemed déidenach) слову gudomhuin дается следующее толкование:

gudomhuin (призраки?), то есть вороны, то есть обитательницы сидов (сиды, bansigaidhe, в английском переводе Ж. Борч – fairy women. Borsje, 1999, p. 242), ибо волчицы (glaidhomuin, буквально – воющие) не являются демонами, подобными морриганам, а может быть, и не верно, что сиды не демоны, и не верно, что вороны не из ада, демоны воздуха – вороны, лисы удваивают их вопли, а вороны удваивают их голоса (CIH, p.603–604).

Слово gudomhuin (предположительно, от gο – ложный и domhuin – демон) обозначает какого-то призрака, демона, как видно