Магия кельтов: судьба и смерть - Татьяна Андреевна Михайлова

Но олицетворяя власть и судьбу будущего короля, данная женщина, как правило, воплощает в себе и идею неизбежной смерти, являющейся королю незадолго до его кончины. Мотив сексуальных взаимоотношений в данном случае может быть и до некоторой степени редуцированным, однако в той или иной форме он продолжает обычно присутствовать в тексте, хотя бы на уровне намека на определенные притязания и намерения этого персонажа. Данный поворот темы приводит нас к достаточно универсальному сюжету о смерти-свадьбе, известному далеко за пределами традиции собственно ирландской. На фольклорном уровне он может быть достаточно далеко разведен с темой обретения власти и воплотиться в образ смерти как прекрасной (или безобразной) женщины, преследующей героя, причем уже – не обязательно короля. В отдельных случаях данная тема воплощается в сюжете о браке короля-вдовца (или иного достаточно высокопоставленного лица) с женщиной, которая в результате оказывается ведьмой[30], в других – ограничивается упоминанием о странных видениях, преследующих героя, например, во сне. Данная тема, как мы понимаем, далеко не является специфически ирландской или кельтской. Так, например, тема брака короля с ведьмой встречается и в древнеисландской литературе (Turville-Petre, 1964, 230 ff.), где также можно встретить и упоминания о пророческих снах о странных женщинах, предвещающих близкую смерть. Например, в «Саге о Гисли»:

Рассказывают, что ему осталось прожить не более двух лет из тех, о которых говорила ему женщина его снов. И к концу того срока, что Гисли оставался на Фьорде Гейртьова, снова возвращаются его сны. Теперь всегда приходит к нему недобрая женщина, и лишь изредка добрая. И вот однажды ночью снится Гисли, что пришла к нему добрая женщина. Она явилась на сером коне и позвала с собою, в свое жилище, и он согласился (Сага о Гисли, 1997, с. 330).

Мотив брака с женой-богиней, дарующего не только легитимную власть и долю, но и кончающегося смертью короля, иногда может быть в известной степени редуцированным, и тогда богиня земли, приходящая из иного мира и поэтому знающая о скорой гибели короля, может представать как «одинокая женщина», в традиции ирландской – обычно встречающая войско, идущее в боевой поход. Так, в саге «Разрушение Дома Да Хока» описано, как король Кормак и его люди встретили у брода странную женщину:

Потом пошли воины к Друим Айртир. <…> Там распрягли они свои колесницы и увидели у брода прекрасную женщину, которая мыла свою колесницу, подстилки и сбрую. Опустила она руку, и вода у брода окрасилась кровью и сукровицей, а потом подняла ее вверх и ни капли воды не осталось у брода не поднятой вместе с нею <…>. (смотреть с. 11)

Сходный эпизод содержится саге «Смерть Кухулина». Так, в более пространной (но более поздней) версии повести о гибели Кухулина («Редакция В», рук. XVI в.) говорится, что, подъезжая к месту сражения, он встретил у брода Ат Форар прекрасную женщину, которая мыла в воде окровавленные доспехи. В тексте при этом употребляется не традиционное обозначение оружия и доспехов воина (gasced), а совершенно особое слово – fodb (военная добыча, включающая в себя оружие и доспехи, снятые с погибшего) (… sí ac torrisi / ac truaghnemélai / faidhbh corcra cirtha créthnaigthi aca fásgadh… – «…она рыдала и жаловалась и доспехи алые, изрубленные, сломанные мыла…». Van Hamel, 1978 p. 96). Присутствующий здесь же друид Катбад интерпретирует данное видение как дурной для Кухулина знак и видит в нем предзнаменование его скорой гибели, сам же герой говорит открыто: «она моет мои доспехи». Саму женщину он называет «дочерью Бадб» (вспомним, что Бадб – одно из обозначений банши).

В саге, относящейся к циклу Финна, Reicne Fothaid Canainne, в поэтическом фрагменте, повествующем о гибели воинов, говорится, что на пути к полю битвы им встретилась женщина, также моющая у брода «окровавленную добычу» (fodb). В данном эпизоде она называется морриган:

Atá at immunn san chan mór fodb asa fordercc bol,

dreman inathor dímar, nodusnigh Mórríoghan. (…)

is mór do fodboibh nigius, dremhan an caisgen tibhes

(Meyer 1910: 16).

Есть вокруг нас напрасно много добычи, что обагрена

                                                                   удачей,

ужасны кишки огромные, которые мыла морриган (…)

много добычи она мыла, ужасным смехом она смеялась.

Тема вестницы смерти, которую войско встречает у брода, оказывается на удивление стойким. В повести Победа Турлохов рассказывается о том, как 15 августа 1317 г. Доннха О’Браен, спешащий на битву с норманнами, увидел уродливую старуху, которая мыла в водах озера Риск (на севере современного графства Клэр) окровавленные головы и кишки. На вопрос, что она делает, она ответила, что моет головы и внутренности воинов, которые сегодня погибнут, и что голова самого Доннхи находится среди них. Действительно, к вечеру Доннха был убит (Lysaght, 1986, p. 200). Интересно, однако, что сам Доннха квалифицирует действия встретившейся им «ведьмы» (badb) не столько как предречение, сколько как магический акт, имеющий своей целью помочь его врагам Турлохам, которым она покровительствует. Аналогичная интерпретация присутствует и в другом эпизоде из этой же повести: в рассказе о победе клана Турлохов над норманнскими войсками, во главе которых стоял Ричард де Клэр. В этом эпизоде говорится о том, как в мае 1318 г. перед решающей битвой при Ди войско де Клэра встретило при переправе через реку странную женщину, которая стояла на берегу и мыла в воде окровавленные доспехи. На вопрос о том, чем она занята, она ответила, что моет «оружие, доспехи и боевые знамена» де Клэра, поскольку сам он и многие из его окружения скоро падут в битве. Саму себя при этом она назвала in dobarbrónach (буквально – воднопечальница). Сам де Клэр отдал распоряжение своим офицерам «не обращать внимания на женщину», поскольку, как он сказал, ирландская ведьма может предречь гибель только ирландским же воинам, а на англичан ее власть не распространяется. В его словах, безусловно, была логика, однако исход сражения показал, что он был неправ: к вечеру он уже был убит.

Можем ли мы говорить, что в указанных эпизодах мы уже имеем дело с банши? Этимологически – да, поскольку все названные богини являются в широком понимании слова «женщинами из сидов», то есть банши (bean sídhe). Функционально – отчасти да, поскольку во всех случаях речь идет о предвещении неизбежной гибели. Однако отметим, все эти явления сверхъестественных женщин, в отличие от манифестаций банши, ситуативно локализованы и ограничиваются описаниями передвижения войска