Совращенный поселянин. Жизнь отца моего - Никола Ретиф де ла Бретонн

— О нем есть кому позаботиться: бог — отец всех людей на земле!

Этот чистосердечный ответ весьма понравился прелату, и он послал свое пастырское благословение добродетельному молодому человеку, который предпочел «быть последним в доме господнем, чем первым в чертогах грешников».

Я переступил бы рамки своего повествования, если бы продолжал описывать жизнь Тома Ретифа. Вдобавок, я опасаюсь, что мой труд попадет в руки моих почтенных братьев, и это мешает мне сказать о них все, что мне бы хотелось. Пусть моя краткая похвала будет данью моей любви к ним! Их признательность я надеюсь заслужить своим молчанием.

Барб Ферлэ на восемь лет пережила мужа, она умерла в июле 1772 года. Мы обошлись с ней, как наш почтенный батюшка поступил со своей матерью, и с общего согласия предоставили ей пожизненно распоряжаться имуществом, которое должно было перейти к нам после смерти отца, и она пользовалась доходами с него до последнего вздоха.

ПРИЛОЖЕНИЯ

НЕСКОЛЬКО СЛОВ О РЕТИФЕ

Никола-Эдм Ретиф де ла Бретон родился в 1734 г. и умер в 1806 г., таким образом нас отделяют от него почти два столетия. Но еще значительно ранее, чем они истекли, имя этого писателя, в свое время известного и привлекавшего внимание современников во Франции и в других странах, старались предать забвению. Ретифом французская критика вплоть до последнего времени занималась мало. После довольно обширной монографии и подробного библиографического справочника, составленных в тридцатых годах девятнадцатого века его другом Кюбьер-Пальмезо, о Ретифе вышло несколько критических работ в пятидесятых, затем в конце семидесятых и начале восьмидесятых годов. Тогда же начали переиздавать некоторые сочинения Ретифа с очерками Жюля Ассеза, поэта Жерара де Нерваля, Монселе, Анри ле Бретона, Сури, Поля Лакруа и других. В нынешнем столетии на Западе Ретифу де ла Бретону было посвящено два исследования Функ-Брентано в двадцатых годах и нескольких других авторов в позднейшие годы (Мариус Буассон — 1924, Адольф Табаран — 1936, Арман Беге — 1948 и др.).

Между тем — и это важно подчеркнуть — все критики и биографы Ретифа почти единодушно — если, разумеется и не одинаково одобрительно, — признают его одним из самых демократических, плебейских, писателей XVIII в. Никола Ретиф иногда искал общество аристократов (знатные покровители Вольтера и Руссо не давали ему покоя!), иногда похваливал просвещенный абсолютизм, однако все это следует считать наносным, данью времени и обстоятельствам нелегкой жизненной судьбы, следствием его личных свойств — Ретифу ничего не стоило всполошиться, забить тревогу по пустому поводу, вообразить опасность — он легко пугался, воображал мнимые угрозы и преследования. Но до каких бы нелепостей Ретиф ни договаривался, он неизменно оставался демократическим писателем, все его симпатии на стороне униженных и обездоленных, он проявляет редкое в его эпоху уважение к труду, верит в его воспитательное значение и выказывает инстинктивное отвращение к произволу, паразитизму и привилегиям.

Ретиф был наблюдателем, художником-реалистом почти в современном значении этого слова (мы не будем касаться здесь разногласий по поводу роли и значения Ретифа в становлении раннего романтизма, равно как и корней его творчества в сентиментальном направлении). В его сочинениях важны не его выводы, а то, что он изобразил и как он это сделал. Вероятно, справедливо сказать, что образы Ретифа не достаточно динамичны, но все же сочинения его дышат такой правдой, насыщены такими живыми наблюдениями, что по ним и сейчас легко себе представить жизнь, характеры и образ мыслей людей того времени. Трудно вообразить себе лучшую базу для суждения о социальных, экономических и идеологических сдвигах и изменениях во Франции двух предпоследних Людовиков, чем оставленные нам Ретифом картины обычаев и нравов его современников. Ретиф почти всегда писал по горячим следам: возвращаясь домой после своих излюбленных ночных прогулок по Парижу, он тут же записывал впечатления, нередко сразу превращая их в эпизоды романов.

Наша оценка творчества Ретифа совпадает с суждениями его выдающихся современников. Шиллер писал Гете после чтения «Господина Никола», что он нашел в романе: «...бесчисленные характерные картинки, живо рисующие нравы и национальный быт французов..., неизмеримой ценности для изучения природы человека». Гете согласился и назвал книгу бесценной, «несмотря на все пошлости и возмутительные подробности, которые в ней находятся». Гумбольдт считал «Господина Никола» наиболее правдивой и живой книгой, какая когда-либо была написана. Лафатер, именуя Ретифа «Ричардсоном французов», находил у него наиболее верное изображение физиологии французского характера. Можно привести и отзыв Гюго, своеобразно выразившего свою оценку Ретифа: «Всякий человек каменщик, — сказал он, — и Ретиф де ла Бретон принес на стройку свою полную плетушку штукатурки».

Что же представляет собой литературное наследие Ретифа, этого «Тенирса романской культуры» или «Бальзака XVIII века», как величали его некоторые критики? Оно составило около двухсот томов вобравших более полуторы тысяч рассказов, новелл и романов. Большинство их носит автобиографический характер: недаром Ретиф писал в предисловии к своему центральному произведению «Господин Никола», что он дает «историю своего тела, своей души, своего сердца, своих любовных и литературных трудов». Эта особая черта творчества Ретифа заставляет, хотя бы бегло, остановиться на основных вехах его биографии.

Никола-Эдм Ретиф, позднее облагородивший свою простонародную фамилию прибавкой «де ла Бретон», по названию фермы, принадлежавшей его отцу, родился в 1734 г. в деревне Саси, в Нижней Бургундии. Его отец был крестьянином и принадлежал к старинной деревенской семье, в которой жили отголоски отдаленных протестантских традиций. Это обстоятельство дало впоследствие писателю повод сочинить себе фантастическую родословную, возводимую к римскому императору Пертинаксу, правившему около трех месяцев в 193 г. н. э., и наградить себя именитыми предками, будто бы лишившимися титулов во время религиозных войн XVI в. Как бы ни было, отец Ретифа был потомственным крестьянином, а его дядья — священниками-янсенистами: в этом, очевидно, сказывались пережитки старинной вражды с католичеством.

Родственник отца — адвокат — посоветовал дать Никола образование, чтобы сделать его священником. Заметим, что научившись как следует читать лишь к одиннадцати годам, мальчик еще в десять лет делал заметки, словно чувствовал, что ему понадобится материал для будущих романов. В этом весь Ретиф, с его преждевременным развитием и беспокойной любознательностью. Дядя-кюре выучил Никола с грехом пополам латыни — умея читать, тот почти не понимал прочитанного. Эти факты позволили впоследствии критикам презрительно называть Ретифа «неотесанным мужиком, свинопасом, набравшимся скудных сведений по латыни». Следует, впрочем, сказать, что Никола учился неохотно, отлынивал и ленился, просил отца взять его домой и оставить пахать в