Командующий Владимир Булгаков. По заслугам и честь - Николай Сергеевич Асташкин

Существенным условием успешного проведения контрудара является выбор и назначение рубежей ввода в сражение контрударных группировок. В обстановке, когда противник имел успех и продвигался вперед, командующий фронтом вынужден был дважды менять этот рубеж. В результате того, что противоборствующие стороны стремились решить свои задачи наступлением, контрудар перерос во встречное сражение двух крупных танковых группировок. Причем по качеству «тигры» превосходили наши танки. К тому же рубежи ввода наших контрударных группировок менялись, а когда рубежи меняются, меняются и задачи.

– Как все это влияло на ход операции?

– Рубеж ввода – это рубеж, с которого начинается атака и где организуется взаимодействие. Тем паче, каждый рубеж должен быть обеспечен войсками для прикрытия группировки, которая разворачивается и вступает в сражение, чтобы по ней не могли нанести контрудар. А тут получалось, что наши отходят, отходят – на один рубеж мы не успели выйти по времени, второй рубеж заняли, но это уже, будем говорить, так: быстро, быстро, – потому что времени оставалось все меньше и меньше. Потому что реально возникла угроза прорыва последнего рубежа фронта. А дальше немцы могли спокойно катить до Курска.

– И тогда наше командование приняло решение о нанесении контрудара по немецким войскам?

– Тут получился не контрудар, – контрудар, как правило, лоб в лоб не наносится, он наносится где-то под основание, по флангам. Тут получился встречный бой. А с той стороны наступали 2‑й танковый корпус СС, 3‑й танковый корпус, 48‑й танковый корпус, поэтому, может быть, и потери были большие. Тут тоже нужно соизмеримо подходить: мы же не в обороне находились, а наступали…

Ну а теперь попробую ответить на вопрос, почему мы не нанесли этот контрудар и почему две гвардейские армии – 5‑я ТА и 5‑я ОА – со Степного фронта были переброшены на Воронежский. Первоначально считали, что немцы будут наносить главный удар все-таки на участке Центрального фронта, у Рокоссовского. А самый мощный удар немцы нанесли на участке Воронежского фронта. Поэтому, когда Ватутину доложили, где немцы сосредоточились, он правильно оценил действия противника, с не атакованных участков фронта перебросил все резервы на направление главного удара немцев, и остался без резервов.

– И что же было дальше?

– Командующий фронтом доложил обстановку в Генеральный штаб и запросил резервы. Там правильно оценили действия Ватутина, – то есть что он принял верное решение, закрыв главное направление. И Генштаб начал перебрасывать 5‑ю гвардейскую танковую армию и 5‑ю гвардейскую общевойсковую армию в полосу Воронежского фронта. Между прочим, в Москве думали, что Ватутин своими войсками, которые у него были, все-таки прикроет главное направление, а эти резервные армии нанесут классический контрудар и разовьют успех. Не получилось. Немцы сосредоточили на том участке такие силы, особенно 2‑й танковый корпус СС: 1‑я танковая дивизия Лейбштандарт СС «Адольф Гитлер», 2‑я танковая дивизия СС «Дас Рейх», 3‑я танковая дивизия СС «Мертвая голова» – это были самые отборные, самые подготовленные немецкие войска. Вот и пришлось наносить контрудар не с целью разгрома группировки противника, а чтобы не дать ему прорваться и не понести более значительные потери. И только уже потом, наращивая усилия, переходить в наступление…

Остается добавить, что «прохоровская мясорубка» длилась пять дней – с 12 по 17 июля. В ночь на 17 июля 1943 года командование группы армий «Юг», не сумев выполнить поставленные в операции «Цитадель» задачи, начало отвод своих войск. В том числе с участка фронта в районе Прохоровки.

Теперь, надеюсь, читатель получил исчерпывающий ответ на вопрос, поставленный выше: «Так если немцы победили, почему они задачу конечную не выполнили, почему не прорвали последнюю полосу обороны Воронежского фронта и не пошли на Курск?»

Генерал Булгаков между тем развивал мысль о битве на Курской дуге.

– А еще некоторые, находясь в тиши кабинетов, утверждают, что у нас «тридцатьчетверок» погорело больше, чем немецких «тигров», – заметил Владимир Васильевич. – И даже приводят цифры. Но давайте рассуждать здраво. К середине 1943 года мы стали проигрывать немцам в качестве бронетанковой техники. У них появились новые танки, «Тигр» и «Пантера», а у нас оставалась одна «тридцатьчетверка»…

По словам Булгакова, сверхтяжелый танк «Тигр» поражал нашу «тридцатьчетверку» на расстоянии до двух тысяч метров. На нем стояла мощная 88‑миллиметровая зенитная пушка – ее снаряд обладал высокой начальной скоростью и легко брал наши танки и в лоб, и в борт, и куда угодно. А на Т‑34 – это был средний танк – стояла 76‑миллиметровая пушка. Не каждый ее снаряд пробивал борт и башню немецкого танка с расстояния до 400 метров. В лоб «тигра» эта пушка вообще не брала.

– А теперь представим такую картину, – продолжал Владимир Васильевич. – Танки идут на сближение. Когда наш экипаж имеет вероятность поразить цель противника? Когда приблизится на расстояние 300–400 метров. И сколько прицельных выстрелов сделает «тигр», пока наши боевые машины выйдут на эту дальность? Думаю, посчитать нетрудно, – Булгаков закурил сигарету и продолжал: – Как-то была передача, где немцы, которые воевали под Прохоровкой, говорили: «Мы удивлялись мужеству русских танкистов, которые знали, что находятся у нас на прицеле и в любую минуту могут сгореть в своих танках, но на высокой скорости, маневрируя, выскакивали на ту дальность, с которой могли нас поражать, – и поражали! Конечно, мы, может, успевали подбить три-четыре русских танка, но и сами несли потери»…

Я спросил у Владимира Васильевича:

– Сейчас утверждают, что на Курской дуге один подбитый немецкий «тигр» приходится почти на шесть наших «тридцатьчетверок». Откуда берется эта статистика?

– В вермахте средства ремонта и эвакуации бронетанковой техники были развиты лучше, чем в Красной армии. Немцы каждый подбитый танк старались вытащить с поля боя и восстановить. Отсюда – разница в потерях бронетанковой техники у них и у нас. Одно дело, когда танк сгорел или ему пробило двигатель, и он шел в потери, и совсем другое, когда ему перебило гусеницу или вырвало пару катков – такой танк эвакуировали, за ночь восстанавливали, и он снова шел в бой.

А вообще учет потерь боевых машин на поле боя ведется по трем категориям. К первой из них относятся танки, вышедшие из строя по техническим причинам. Ко второй – машины, повреждения в которых можно устранить за короткий период, и они снова участвуют в операции. Таких случаев история знает немало. Во время войны иной танк в ходе операции подбивали пять-шесть раз, ремонтники его восстанавливали. Если экипаж погибал, его