После Сталинграда. Семь лет в советском плену. 1943—1950 - Эдельберт Холль

под Мурманском, держали и захваченного немецкого лейтенанта из Гамбурга, с которым Хелмсу однажды удалось коротко переговорить. По словам Хелмса, это был статный мужчина с подтянутой фигурой и прямой осанкой. Позднее он наблюдал через замочную скважину, как лейтенанта допрашивали. Он видел, как его истязали. В один из дней лейтенанту выбили глаз. Незадолго до того, как его уводили, Хелмса как раз снова вызвали на допрос и провели мимо комнаты, где держали того лейтенанта. Изнутри доносилось нечто, похожее на бормотание лунатика. Потом Хелмс ничего не смог узнать о судьбе того лейтенанта. Обращались ли русские так же со многими другими военнопленными, чтобы сделать из них предателей? Скольких еще они замучили до смерти?

Что происходит? Подполковнику фон Белову приказали собрать вещи и идти в караульное помещение. Неужели и его тоже подвергнут «особой обработке»? Он собрал вещи и со всеми попрощался. Я решил проводить его до ворот. Мы снова посмотрели друг другу в глаза, пожимая руки. Оба знали, что, что бы ни случилось, мы никогда не станем предателями! Вон мы попрощались, и ворота за ним закрылись. Наш дорогой старый товарищ, который в течение многих дней общих испытаний стал дорог каждому из нас, ушел в неизвестность. Увижу ли я его снова?

Близилось Рождество, и в 7-й комнате мы мысленно к нему готовились. В канун Рождества, лежа на железных койках, мы пели рождественские песни. Рождественское утро началось с общих разговоров. Все наши мысли были далеко, там, где остался наш дом.

Вчера и сегодня сюда прибывали наши товарищи из лагеря Оранки. Среди них были и мои однополчане Шулер и Крелль. Слава богу! Хоть кто-то остался в живых. Ведь так много тех, кто просто не выдержал пути и остался лежать вдоль дороги.

Вчера вечером под покровом темноты мне удалось выскользнуть из 7-й комнаты и навестить старого друга Крелля. Содрогаясь от ужаса, он рассказал мне о том, как им пришлось похоронить в Бекетовке 35 тысяч человек, умерших от сыпного и брюшного тифа и от истощения. Но в лагере Оранки все было не так, как в Елабуге. Там было гораздо больше тех из пленных, кто стал жертвой эпидемий. По дороге среди итальянцев были даже случаи каннибализма. Крелль считал меня погибшим и был очень рад снова увидеть меня.

Сегодня к нам в комнату прокрался еще один мой друг, Ханс Иоахим Шулер, который был адъютантом нашего батальона. В последний раз мы виделись почти год назад. Какое же счастье было снова видеть старого верного друга после долгого перерыва и убедиться, что этот человек не изменился. Я был рад видеть и лейтенанта Аугста, который, на мой взгляд, тоже совсем не изменился.

24 декабря 1944 года. Военнопленные 2-го блока сидят по камерам. Их сердца полны радости, мысли находятся в далеком доме. Так просто и без долгих церемоний мы отпраздновали самый большой праздник года, вдалеке от дома, мы, истинные сыновья своего народа, мы отринули от себя грязь предательства, все то, что творилось вокруг. Нам удалось упросить русских разрешить нам маленькую ель, которую мы украсили самодельными игрушками. Некоторым удалось сэкономить немного от своего пайка, чтобы у них было хоть что-то на канун Рождества. Мне тоже удалось сберечь 300 граммов хлеба, которые я с молитвой порезал на кусочки, как это делают дома с рождественской коврижкой. Мысленно я был дома со своими близкими и любимыми. Где и как они празднуют это Рождество?

1 января 1944 года. Начало нового года. Принесет ли он нам долгожданную победу? Мы все верили и ждали ее. Я знал, что новый год никак не изменит мои убеждения, веру и мое поведение. В комнатах по соседству многие мои товарищи так же, как и я, использовали моменты воспоминаний о далеком доме для того, чтобы укрепить свою веру.

Целый день я провел, пытаясь освежить свои знания английского языка. Я записал стихотворение и выучил его наизусть. Мысли о том, какими средствами для изучения языка я обладал прежде и что есть в моем распоряжении теперь, вызывали у меня улыбку. Но тем более ценными стали небольшие, заполненные от руки тетрадки, куда я переписывал стихи Гете, Шиллера, Арндта, Биндинга и Рильке. Нет, время в плену не пройдет впустую. Преодолев последствия сыпного тифа, умея быть дисциплинированным, я сумею заставить себя сосредоточиться. Для проведения «общественного мероприятия» в лагерь прибыли бывшие генералы Латтманн и Шлёмер в сопровождении фон Айнзиделя и бывшего майора Хюнемердера. Нам тоже пришлось выслушать речь Латтманна. Русские напряженно ждали, какой эффект окажет эта речь. Генерал-предатель сумел заготовить для нас всего лишь слова, оправдывающие его измену. С самого начала и до конца в зале царило ледяное молчание. Мы будто превратились в неподвижную стену. Такой же ледяной прием получили и попытки двух генералов-изменников возобновить свои личные знакомства.

Блок номер 6

Сегодня 13 февраля, и у нас новый переезд. За два дня до дня моего рождения весь 2-й блок перевели в 6-й блок. Теперь русским удалось сделать то, чего они давно добивались, но в чем прежде не имели успеха. 6-й блок был полностью отрезан от внешнего мира. Все контакты с нашими друзьями прекратились. Вход в блок номер 6 осуществлялся через небольшое караульное помещение, где сидел русский часовой, не допускавший внутрь тех, кто не имел специального разрешения. Для нас, более чем 150 человек, была оборудована во внутреннем дворе своя отдельная площадка для физических упражнений примерно 20 метров длиной и 6 метров в ширину. Еду приносили из кухни в пищевых контейнерах, которые нам разрешалось забирать только после того, как те, кто приносил контейнеры, выходили из караульного помещения.

С самых первых дней наше новое жилище было холодным и очень неуютным, так как блок долгое время стоял пустым. Часть дверей и окон была разбита, сломана или отсутствовала, и ветер надувал в комнаты снег. После первой ночи на новом месте у некоторых из нас появились явные признаки обморожения. Мы поняли, что никто, кроме нас самих, нам не поможет. После того как были сожжены лестничные перила, мы планомерно перешли к части сруба под крышей. Крыша была построена очень прочно, поскольку не обвалилась под тяжестью снега. Вместо пилы использовался выпрямленный бочковой обруч. Хорошо, что наше жилище строилось еще в царские времена с двойным, по сравнению с современным, расходом материала. Полученные дрова делились поровну между комнатами. Если бы мы пользовались только тем, что русские оставляли нам для обогрева, все бы просто замерзли.