После Сталинграда. Семь лет в советском плену. 1943—1950 - Эдельберт Холль

Среди пленников царило недоверие и беспокойство. Наши жалобы на вшей, убогое размещение, недостаточное питание и т. д. теперь отодвигались на самый задний план. Тот, кто вчера казался нам образцом, сегодня, как мы имели случай убедиться, прибыл сюда, в лагерь, в качестве предателя. Среди них оказался даже мой старый знакомый и земляк, директор начальной школы Хунд. Своим поведением здесь он уже заслужил кличку «грязная собака»! Становилось опасно доверять даже самым близким друзьям. Разговаривать можно было только с глазу на глаз – повсюду были соглядатаи! Особенно важным для меня стал разговор с капитаном Лютцельбергером, директором школы из Липпштадта. Трое его сыновей все еще сражались в серых шинелях. Старший имел звание капитана, как и сам его отец. Старший Лютцельбергер решил вступить в Национальный комитет. Когда я стал упрекать его тем, как отнесся бы к этому его старший сын, на глазах старика были слезы. Однако на следующий день он все равно поддался уговорам эмигрантов и вступил в ряды предателей.

В какой-то момент пошатнулась позиция и моего сослуживца по дивизии лейтенанта Карла Прошински. Это был очень порывистый юноша, хотя это качество и мало помогало ему в лагере. Враг пускал в ход ложь и интриги, которые стали для него обычным средством на все случаи жизни.

В апреле нам разрешили написать письма домой. Через несколько недель нам заявили, что правительство Германии отказалось принять от нас почту, однако несколько дней назад наши товарищи нашли те самые «отвергнутые» письма в одном из зданий на Каме. Те помещения прежде принадлежали церкви и не были превращены в новый лагерь. Русские просто захотели прочитать, что мы напишем домой!

На сердце у меня лежала тяжелая озабоченность. К чему это приведет? Даже мои товарищи Имиг и Петер, с которыми я собирался бежать вскоре после того, как был захвачен в плен, перешли в лагерь предателей. Пошел бы их путем и Фюрстенбургер? Это невозможно! Вот уже несколько месяцев, как он лежит в лесу на кладбище, к северу от города. Славный капитан-кавалерист Рапп тоже не вернулся из госпиталя, как и лейтенант Хаферкамп. Они нашли свой вечный дом и теперь спокойно спят, и их нисколько не трогает суета наших дней.

Арестован как вожак банды заговорщиков

Я замер. Кажется, кто-то назвал мое имя? Ну да, вот снова.

– Капитан Холль! – Голос донесся от входа во второй блок.

– Я здесь! – ответил я, отвлекаясь от своих мрачных мыслей.

Подходя поближе, я увидел рядом с конвоиром у ворот бывшего дежурного по лагерю. Это был высокий рябой русский, который теперь был на побегушках у НКВД. Между собой мы звали его «соглядатаем». Я почувствовал беспокойство.

– Капитан Холль? – снова позвал он меня высоким, почти женским голосом, звук которого резал мне уши.

Я представился. Русский приказал мне идти за ним. С невозмутимым выражением лица я повиновался. Пока мы шли к клубу, товарищи провожали меня вопросительными взглядами. Когда я заходил в клуб, мое тело было напряжено, как струна. По сторонам я не смотрел. Несмотря на то что я не чувствовал за собой никаких проступков, инстинктивно я чувствовал беспокойство.

Мы поднялись на второй этаж. «Соглядатай» остановился в коридоре перед последней дверью с левой стороны и распахнул ее. В помещении сидели какой-то малознакомый мне лейтенант и молодая женщина-еврейка. Лейтенант опирался локтем на стол, а сверху на локоть он положил свою угловатую лысую, будто отполированную голову.

«Соглядатай» доложил о прибытии. В докладе прозвучала и моя фамилия. Лейтенант что-то ответил, но я не понял, о чем он говорит. На плохом немецком «соглядатай» спросил у меня о том, где я разместился. Мы вместе прошли ко мне в комнату, где мне приказали собрать вещи. Теперь я понимал, что обратно уже не вернусь. Выходя, я сумел передать свою расчетную книжку, которую до сегодняшнего дня мне удавалось прятать, а также несколько фотоснимков и карту России капитану Шпаннагелю. И вот я снова стою перед мясником из НКВД. Он проговорил что-то, и девушка-еврейка перевела:

– Капитан Холль, вы арестованы!

Я ожидал чего-то подобного, но все равно слегка побледнел.

– Разрешите спросить, на каком основании я арестован?

Переводчица перевела. Ответ слегка улучшил мне настроение:

– Вы являетесь руководителем банды заговорщиков и распространяете профашистскую пропаганду!

Итак, у них было только это, ничего конкретного.

– Могу я тогда увидеть лично, какую именно банду я имею часть возглавлять?

Моя улыбка лейтенанту явно не понравилась, и он проговорил что-то с циничной ухмылкой:

– Улыбка вам не поможет! – Тон был явно угрожающим.

Лейтенант, перестав меня запугивать, отдал какие-то распоряжения «соглядатаю», и тот снова вывел меня из помещения. Мои скудные пожитки сложили в соседнем помещении, где проживал «соглядатай». Потом мы снова спустились вниз по лестнице, и он повел меня через двор к бане. Немного помешкав, русский достал из кармана ключ, открыл двойную дверь и приказал мне войти. Я оказался в предбаннике. Прямо перед собой я увидел еще одну дверь. Двойная дверь за мной захлопнулась. В полной темноте я пробрался к двери впереди, но, когда открыл ее, снова оказался в темноте. Я нащупал выключатель справа и, открыв дверь, вошел в ярко освещенное помещение. Помещение было сводчатым и напоминало подвал. Два окна были забраны решетками, за окнами было видно здание лагерной пекарни напротив. Потолок надо мной был покрыт мхом, что говорило о том, что через него в помещение проникала влага. Я сидел на одних из трех деревянных нар, потом прилег на них прямо в тонкой армейской шинели и задумался. Что от меня было нужно русским? Надо подумать! Одно я знал твердо: я никогда не стану предателем! Я лучше умру! Я начал ходить кругами по комнате, разглядывая стены. Один из заключенных, находившихся здесь ранее, попытался нарисовать на стене карту Африки. В углу была подпись: унтер-офицер Шефер. Я мог делать по 12 шагов вперед и по 8 из стороны в сторону.

«Руководитель заговора». Продолжение

Я услышал звук открываемого замка входной двери, которая распахнулась и сразу же снова закрылась. Тишина, потом звуки осторожных шагов наощупь, и вот дверь в помещение, где я находился, распахнулась. Я неохотно встал со своего ложа и спокойно поздоровался. Передо мной стоял начальник оперативного штаба 71-й пехотной дивизии подполковник фон Белов, который удивился, увидев меня здесь. На его лице было написано