Зачарованный сад - Александра Леонидовна Баркова

О целительной силе можжевелового аромата мы уже знаем. Но почему бьет именно ребенок и зачем он это делает?

Слова о целительной силе порки в современном обществе звучат злой иронией, но если вам до ближайшей аптеки — двести лет, то дело обстоит иначе. Да, мы снова говорим об управляемом стрессе как о гормональном препарате. Многие из нас сталкивались с подобным: конец года, нам надо сдавать сессию или годовые отчеты, но мы заболеваем. И тогда мы говорим себе: «Мне некогда болеть!» И болезнь может отступить. Все зависит от силы стресса, от масштаба потерь в случае неудачи: если он очень большой, то простуда или грипп может пройти полностью, если не очень — то именно отступит, а потом вернется с новой силой. В группе всегда найдутся один-два человека, которые уверенно кивнут на мои слова.

Но вернемся к порке. В некоторых случаях больного действительно пороли, в других — угрожали болезни, что будут бить, если она не уйдет. Во всех случаях вероятность помощи — ненулевая. Конечно, это зависело от болезни и степени ее серьезности; но облегчение, хотя бы временное, это могло дать.

Еще раз хочу подчеркнуть, что я ни в коем случае не призываю «лечить поркой», но поразмыслить над управляемым стрессом как над источником сил (или, как нынче модно говорить, «ресурса»), несомненно, стоит. Стресс — как огонь, он зло, если бесконтролен, он залог благополучия, когда управляем.

Но почему этот ритуал совершал ребенок? Ведь взрослый мог побить сильнее.

Чтобы представить себе мировоззрение традиционного человека, нам понадобится понятие «градиент». Градиент от мертвого к живому и наоборот.

Как мы уже говорили, традиционное общество — это мир чудовищно высокой детской смертности. До взрослого состояния доживал в среднем один ребенок из пяти. При таких условиях младенец воспринимался как представитель скорее мира смерти. И это сохранил наш язык: мы называем малышей «котиками» и «птенчиками», забыв о том, что когда-то это означало восприятие ребенка как представителя потустороннего мира.

Мама нам говорила: «Когда ж ты у меня наконец человеком станешь?» Так язык сохранил представления о том, что человеком не рождаются, а становятся постепенно. Собственно, в традиционном обществе юноша или девушка «станет человеком» даже не после вступления в брак, а после рождения первого ребенка (независимо от того, выживет он или нет). И так он или она будет человеком до… первого внука. Тогда запустится обратный градиент — чем старше, тем больше человек воспринимается представителем потустороннего мира, «одной ногой в могиле стоит».

А Рождество поглотило народные ритуалы зимнего солнцестояния, связанные именно с контактом с миром мертвых. Так что этот ритуал несет дохристианскую символику.

Мы проходим мимо еще одного аконита, между валунов, выходим на открытое пространство и оказываемся там, откуда и начинали. Что ж, на прежнее место мы вернулись, осталось выяснить, вернулись ли мы в тот же день — после всех наших чудес со временем.

Прогулка шестая. «Русалка на ветвях сидит»

Мы всегда стартуем строго в понедельник на Троицкой неделе, а потом непременно идем в воскресенье на той же неделе: провожать русалок. Но, как вскоре разъяснится, это мы будем провожать их первый раз… Середина или даже начало июня, еще холодно, люди в куртках, а я — в самом теплом из платьев. Для меня «Русалки» — это начало периода фантастических нарядов, когда в отделе лежит совершенно невероятное платье (а то и два), так что я бегу переодеваться, а коллеги приводят мне группу к пруду на площадку, именуемую «Мыс Доброй Надежды».

Этот пруд, как и тот, что в альпинарии, порос лилиями и камышом, по берегам кусты, так что на этих ветвях есть где рассесться русалкам.

Начнем с главного: есть ли у русской русалки рыбий хвост? Если да, то чем же она сидит? Ведь в рыбьем хвосте костей таза не обнаружено. Да и как она забралась на дуб? Некоторые смекалистые говорят, что кот ученый проявил свои таланты, перекинул златую цепь через ветку и таким образом поднял русалку.

Все это, конечно, шутки, а если говорить серьезно, то дело в том, что у самых разнообразных русалок, с которыми связаны поверья и обряды, нет никакого рыбьего хвоста. Русалка с хвостом в русской народной культуре действительно есть, и предпочитает она акваторию студеных рек и озер Русского Севера, спускаясь иногда до Нижнего Новгорода, где ее можно лицезреть в музее. Именуется такая русалка… фараонкой.

Резной наличник с изображениями фараонок. Гороховец, Владимирская область.

Orini / Shutterstock

Таково народное восприятие библейской книги «Исход»: народ фараонов, который поглотило море, превратился в рыболюдей, именующихся фараонами. Имеется даже древнерусское сказание об этом. Только вот в сказании говорится, что эти фараоны — фактически рыбы с человечьей головой, без туловища. Откуда брались такие рыболюди? Сейчас их высушенные чучела можно видеть в музеях (а фото — в интернете, и это подлинные снимки), когда-то их возили по ярмаркам. Разумеется, не живых рыболюдей, а именно чучела: смекалистые моряки добывали крупную рыбину, ловили обезьяну, пришивали ее голову к сушеной рыбе — и «фараон» готов, можно обеспечить себе сытую старость, показывая его за деньги.

Но русские фараонки совсем другие. У них есть туловище, большая женская грудь, и это именно северные образы. И встречаем мы их в деревянной резьбе Русского Севера. Почему?

В допетровское время связь России с западной Европой шла через северные порты — Архангельск и Колу (ныне пригород Мурманска). А слово «Мурманск» происходит от древнерусского «урмане», то есть норманны. Везет русский мореход на своей лодье[12] письмо от Ивана Грозного к Елизавете Английской (они чуть не поженились… ах, какие бы были дети!), а в Англии видит в резьбе чудо-чудное, диво-дивное: выше пояса — голая баба, ниже пояса — рыбий хвост… или два рыбьих хвоста. Называются эти создания «мелюзины», а образ происходит аж из Древней Греции. К мелюзинам в Англии относились уважительно и серьезно: их изображения встречаются на резьбе скамей в церкви, а мать Елизаветы, жены Эдуарда IV (брата будущего Ричарда III), всерьез утверждала, что мелюзина была у них в роду. Что бы сделал современный человек, встретив такое диво? — привез бы магнитик на холодильник. Что делать мореходу XVI века? — вернулся домой, взял доску, вырезал на ней фараонку, прибил на наличник: пусть все видят, как далеко