«Великая Германия». Формирование немецкой национальной идеи накануне Первой мировой войны - Константин Николаевич Цимбаев

раз впоследствии ссылались деятели педагогической среды. Один из его докладов – «Решающий час немецкой истории»[190] – характеризует еще одну черту мировоззрения Штёкера: понимание необходимости концентрации всех сил в безусловно сложный период немецкой истории. Все немцы, независимо от их происхождения, социального положения и политических взглядов, должны работать не только во имя собственного будущего, но и Великой Германии.

Круг представителей германского экспансионизма можно очерчивать достаточно широко. Однако изучение жизненного и общественно-политического пути его ведущих представителей позволяет составить достаточно характерную картину. Различное социальное и финансовое положение, несхожие политические взгляды и профессиональные интересы, которые, впрочем, во всех случаях были весьма широкими, отдельные, порой серьезные разногласия оставляли место для главного – схожести, иногда удивительного единства их основной концепции. Представляя различные общественные слои и партийные пристрастия, они ярко демонстрируют широту и всеохватный характер феномена германского экспансионизма. Приоритет государственных интересов, единство нации как величайшей общенародной ценности, могучая империя, не отвергавшаяся даже сторонниками левых взглядов, – вот основы, призванные служить достижению будущего. В представлениях о нем у экспансионистов не было разногласий: великая, независимая, процветающая Германия, в которой нет места внутренним конфликтам и которая по праву занимает первое место в мире. Этот идеал, не достигнутый до сих пор ни одним государством и едва ли осуществимый в современной цивилизации, Германия – безуспешно – пыталась воплотить в жизнь, и эта попытка заслуживает внимательного изучения.

Глава 3

Образ врага: «Германия окружена»

Четверть века, что предшествовала Первой мировой войне, была временем быстрого роста интереса немецкой общественности к вопросам внешней политики. На протяжении жизни одного поколения в мировосприятии немцев произошел перелом столь глубокий, что его последствия сказались на всем ходе германской и европейской истории XX в. Суть этого перелома – в осознании государственного единства немецкой нации как фактора мирового значения, в восприятии политической, экономической, военной мощи Германской империи как важного аргумента в международных отношениях. «Великая Германия», перестав быть идеальной мечтой «всех немцев», вышла на авансцену мировой политики. В той или иной степени понимание возросшей роли Германии в мире было присуще всем социальным слоям немецкого народа, разделялось всеми политическими партиями и направлениями, оно, без преувеличения, стало предметом национальной гордости.

Торжественная церемония 18 января 1871 г. в Зеркальном зале Версальского дворца покончила с партикуляризмом и провинциальной замкнутостью внешней политики разрозненных германских государств. На смену мелким династическим интересам, слабости и противоречиям, противостоять которым до определенного момента не мог сам Бисмарк, пришла последовательная «Большая политика», успешное решение задач которой и должно было, говоря словами Пауля Рорбаха, определить «место Германии среди мировых держав».

«Большая политика» – исключительно устойчивое понятие немецкой политической мысли начала XX в., расхожий публицистический штамп, столь любимый, к примеру, Шиманом. Одновременно «Большая политика» – важная составная часть экспансионистских воззрений. Все это было, в свою очередь, отражением реальных настроений немецкой общественности. Внимание, с которым разные слои общества обращались к вопросам внешней политики, трудно переоценить. То значение, которое в общественной жизни предвоенной Германии имели идеологи экспансионизма, в решающей степени объяснялось тем, что все они, от Шимана до Хётча, были прежде всего известными комментаторами внешнеполитических событий.

Не они принимали решения, не они разрабатывали и проводили внешнюю политику Германской империи. Но именно при их живом участии определялись ее приоритеты и основные направления, а их журнально-газетная публицистика была и инструментом внешней политики, и средством воздействия на немецкое общество. В необходимых случаях научный авторитет экспансионистов служил для объяснения и оправдания неудач и просчетов германской дипломатии.

Было бы неверно преувеличивать общественное значение ведущих экспансионистских публицистов. В конечном счете их влияние было несоизмеримо с той ролью, которую играли государственные деятели и политические лидеры, но именно в сфере пропаганды формировались стереотипы общественного восприятия, в свою очередь, во многом предопределявшие поведение немцев в критические минуты их истории.

К числу важнейших внешнеполитических стереотипов можно отнести убеждение, что «Германия окружена», твердую уверенность подавляющего большинства немцев, что Франция проникнута духом реванша и шовинизма, или мысль о необходимости «борьбы за место под солнцем». Каждый из этих вопросов достоин быть предметом отдельного изучения. Однако для темы нашей монографии наибольший интерес представляют две проблемы, которые были ключевыми для идеологов германского экспансионизма. Речь идет о восприятии Англии как «главного врага» и о «русской опасности». Эти стереотипы разрабатывались и внедрялись в общественное сознание на протяжении десятилетий, они, особенно последний, оказались удивительно живучими, и потому исследовательское обращение к ним вполне оправданно.

Несмотря на исключительное обилие источников, представляется целесообразным сосредоточить основное внимание на программных трудах Рорбаха и Ревентлова, а также на внешнеполитической публицистике Шимана и Хётча, именно они с наибольшей полнотой выражают точку зрения германского экспансионизма, именно в них наиболее выпукло представлен механизм создания стереотипов национального сознания.

Главный враг – Англия?

1

Друг или враг? Возможный союзник или ревнивый соперник? Или равнодушный наблюдатель, преследующий лишь свои интересы? До создания Германской империи вряд ли можно было говорить об англо-германских отношениях как о целостном явлении. Внешняя политика германских государств, слабо связанных друг с другом, проводилась каждым из них обособленно и не была подчинена общим целям. Кроме того, у них и у Англии было слишком мало точек соприкосновения. Если не считать отдельных эпизодов истории нового времени, как, например, воцарения Ганноверской династии, участия немецких наемников в заокеанских войнах, что вела Англия, и союзных действий против революционной и наполеоновской Франции, эти страны развивались почти изолированно. Причем если английская внешняя политика была очень активной и затрагивала весь мир, то германские государства в основном были заняты внутренними проблемами, не участвуя ни в колониальном разделе мира, ни, за исключением Пруссии, в решении судеб Европы.

В 1870-е годы положение стало резко меняться. Слияние сил немецких государств в единое целое, получение в кратчайшие сроки пятимиллиардной французской контрибуции и последовавшая за этим «грюндерская горячка», общий подъем экономики и производительных сил – все это выдвинуло Германию в число ведущих держав мира. Внутренний подъем обусловил изменение внешнего положения страны. Наиболее характерной чертой этого стали возникшие трения с Англией, которая не была «историческим врагом» Германии, подобно жаждавшей реванша Франции, ее интересы не столь явно сталкивались в Европе с немецкими, как это было у России. Но именно Англия стала вдохновительницей направленного против Германии союза, именно английская дипломатия воплотила в жизнь «кошмар коалиций» Бисмарка.

Ранний период взаимоотношений Германской и Британской империй Рорбах объяснял исходя из предположения о психологических причинах немецкой холодности к Англии: «Антианглийское настроение у нас восходит частично к 1870/71 гг., а частично это была