«Великая Германия». Формирование немецкой национальной идеи накануне Первой мировой войны - Константин Николаевич Цимбаев

по себе и не отвечает интересам Германской империи. В результате нее «ни один англичанин… не мог вынести иное заключение, чем то, что немецкая нация не только стремилась к военному нападению на Англию», но что это возможно «в ближайшем будущем»[205]. Такое положение плохо не только тем, что создает излишнее напряжение отношений в период, когда военно-морская мощь Германии еще недостаточна, но и тем, что представление об опасности немецкого нападения рождает стремление его упредить: «При этом возникает, конечно, мысль, не лучше ли, а может быть, даже необходимо для Англии устранить экономическую и политическую опасность превентивной войной против Германии»[206]. Рорбах полагал необходимой координацию пропагандистских усилий и твердый контроль за политическими высказываниями прессы, ибо «крупнейшая опасность во взаимоотношениях Англии и Германии заключается в том, что… долгое время значительная часть немецкой прессы вызывала у англичан, и не только у бестолковых масс, представление о том, что мы собираемся при случае на них напасть»[207].

Предвзятое настроение английского общественного мнения представляет несомненную угрозу для Германии. Размер и характер этой угрозы не зависит от поведения официальной Германии, ее истинных намерений и поступков, а определяется исключительно восприятием в Англии немецкой позиции как враждебной. Отсюда для экспансионистов вытекала задача – снизить антитевтонский накал в настроениях британцев и одновременно показать общественному мнению в стране и в Европе, что только Англия лелеет агрессивные планы и нагнетает напряженность в международных отношениях. Инструмент для решения этой задачи один – пропаганда.

Ревентлов раскрывал беспочвенность надежд английских политиков использовать Германию «на побегушках как глупого и сильного парня», иронизировал над английской прессой, которая «наивно удивлена по поводу того, что Германская империя не находит глубокого удовлетворения в том, чтобы быть властительнице океана услужливым другом»[208]. В действиях Германии, в речах кайзера, по его мнению, «объективная и честная оценка не может найти ничего угрожающего, никаких захватнических планов, а только основные линии естественных и потому легитимных планов растущего и занимающегося торговлей народа»[209].

Экспансионисты неизменно отвергали планы Англии склонить Германию к партнерству, чтобы «создать англо-немецкую группировку для защиты от России английских интересов в Азии. Таким образом, предлагаемое ею партнерство имело узкую направленность против России»[210]. Одновременно они отдавали дань дисциплинированности и практичности общественного мнения Англии, которое «не колебалось пропагандировать британско-немецкое сближение». Ревентлов полагал, что здесь немцы должны брать пример с англичан и быть более послушными и восприимчивыми к пропаганде (разумеется, к экспансионистской пропаганде)[211]. С точки зрения последовательного экспансионизма «партнерство» есть «сидение между двух стульев», следствие нежелания немецких политиков сделать решающий выбор. Когда в 1900 г. он был сделан, Рорбах всей душой его приветствовал: «Отклонение английского предложения о союзе означало поворотный пункт в той политике, чьей задачей было утвердить место Германии среди мировых народов»[212].

Несмотря на периодические попытки найти пути сближения, главное во взаимоотношениях Англии и Германии остается предопределенным и не зависит от политической конъюнктуры или личных устремлений отдельных государственных деятелей. Как итог всех рассуждений о неизбежности «исторического» противостояния с Англией можно привести слова Ревентлова о коренных противоречиях, определяющих все остальное: «Эти противоречия лежат много глубже, чем все основанные на сиюминутных политических обстоятельствах и интересах случайные сближения между обеими державами». Главным пунктом этих противоречий «остается все же, как и прежде, немецкий флот»[213]. С этим был полностью согласен и Рорбах[214]. К счастью, строительству флота «нельзя помешать, угрозы, интриги, предложения о союзе не помогли»[215]. Германия вскоре будет обладать достаточной силой, чтобы стать равной Англии. Правда, это повлечет за собой обострение немецко-английской вражды. По словам Рорбаха, «от дальнейшего развития этой проблемы зависит не только европейское положение, но и вся политическая мировая система»[216]. Германия выдвигается на авансцену мировой политики, ее задача – противостоять агрессивной, недоброжелательной и лицемерной Англии, проводящей «политику окружения». О военном исходе такого противостояния Рорбах и Ревентлов предпочитали умалчивать.

Подводя итог позиции Ревентлова и Рорбаха в вопросе отношений с Великобританией, можно заметить, что она была отчетливо антианглийской. Британия – главный враг, самый опасный, самый сильный и самый коварный. Несмотря на отдельные различия во мнениях, оба сходились на том, что в конфронтации виновата только Англия, которой угодно было видеть в Германии угрозу своему затянувшемуся мировому лидерству, в то время как Германия, следуя естественному развитию сильной нации, просто стремилась защищать свои интересы, быть на равных с крупнейшими государствами мира и отвергала попытки поставить себя в подчиненное положение. Поводом для трений служили столкновения в политической, экономической, торговой сферах, борьба за колонии, рынки сбыта и сырья, за сферы влияния. И главное – конфликт вокруг проблемы вооружений, вокруг флота. Строящая флот для защиты своей торговли и внешней политики Германия несправедливо попадала под огонь тенденциозной критики, обвинявшей ее в захватнических намерениях, которых у нее никогда не было. Напротив, именно Англия всегда проводила агрессивную политику, и ее недовольство континентальным соседом вызывалось тем, что Германия стремилась защищать слабые народы[217].

Не терпящая малейших угроз своим интересам, привыкшая к полному господству на море Британия, особенно в лице Эдуарда VII, сделала все, чтобы изолировать Германию, создать вокруг нее кольцо враждебного окружения и, что еще хуже, своей изощренной лживой пропагандой распространила тевтонофобию во всему миру. Над всеми противоречиями стояли не только конкретные столкновения в различных сферах, но главное – присущий Великобритании агрессивный дух, ее ненависть к Великой Германии и желание ее уничтожить. Если не военным путем, то по крайней мере политически, экономически и особенно морально. Противостоять этому и считали своей задачей Ревентлов и Рорбах. Они не стремились, да и не были способны разделить точку зрения другой стороны, привести аргументы, выходящие за рамки экспансионистской доктрины. Они истово трудились, создавая образ «главного врага».

2

Позиция Шимана в вопросе об Англии была настолько отличной от взглядов Ревентлова и Рорбаха, что говорить о ней приходится отдельно. Шиман не только не видел в Англии «главного врага», но всегда стоял за добрые отношения между обеими державами и даже за союз. Его он считал благом для обеих стран и лучшим средством для сохранения стабильности и мира в Европе. По мнению Шимана, Германия и Англия очень близки друг другу, они, «безусловно, не предназначены для того, чтобы быть врагами»[218]. Схожесть их интересов и культур, «кровное родство и основы этических мировоззрений» создают прочную почву для сближения и достижения взаимопонимания, которые являются не только возможными, но и необходимыми. «Между нами и Англией не лежат