250 дней в царской Ставке. Дневники штабс-капитана и военного цензора, приближенного к высшим государственным и военным чинам - Михаил Константинович Лемке

По их словам, последняя еще менее готова, быть может, к войне, чем Румыния, и еще менее расположена предпринять зимний поход. Вместе с тем согласованные действия обеих держав, когда они в состоянии будут выставить два миллиона штыков, окажут тем большее влияние, чем позднее они выступят. Ту же мысль развивал мне итальянский посланник в Бухаресте господин Фасчиотти, доходивший в своей откровенности до некоторого цинизма. По его словам, чем дальше тянется война, тем слабее в качественном и количественном отношении становятся армии противников. Следовательно, голос Италии и Румынии приобретет тем более значения, чем позднее они положат свои силы на чашу весов. В беседах с Фасчиотти и румынами я старался, насколько мог, поколебать их уверенность в силе столь узких расчетов. При этом я высказал мнение, что они могут быть совершенно опрокинуты, если, например, Австрия в известный момент предложит заключить отдельный мир на условиях, приемлемых для России и Сербии. В этом случае пусть обе нейтральные державы не пеняют на нас, если мы примем в расчет только собственные выгоды, следуя примеру, который они сами подают в настоящее время.

Развивая ту же мысль в разговоре с министром иностранных дел г. Парумбаро, я сказал ему, что для меня непонятно какое-то подчинение румынской политики указаниям из Рима. Мне кажется, что Италия не прочь занять место Австрии на Балканах, а потому боится, как бы Румыния не опередила ее началом действий, ибо тем самым руководящая роль выскользнула бы из рук римского кабинета и он сам принужден был бы последовать за Румынией. Между тем в данном случае интересы Румынии гораздо больше совпадают с нашими, ибо мы хотим независимости и равновесия Балканских государств, а не ищем для себя какой-либо гегемонии.

Парумбаро признался мне, что за самые последние дни политика Италии начала смущать и румын. Им кажется подозрительным назначение князя Бюлова на пост в Рим. Человек его веса и репутации едва ли принял бы подобное назначение, если бы не имел каких-нибудь оснований рассчитывать на успех своей миссии.

Вместе с тем он с непонятным для меня раздражением говорил о Франции. По его словам, Франция все сделала во время триполитанской войны, чтобы вооружить против себя Италию, которая питает к России, наоборот, самые лучшие чувства. Мы должны быть благодарны итальянскому правительству за то, что оно сохранило теперь свой нейтралитет, вместе того чтобы напасть на Францию, что совершенно изменило бы характер войны.

Я возразил на это, что если нейтралитет Италии нам был действительно ценен, то, во всяком случае, для нас выгодно и то обстоятельство, что мы можем чувствовать себя не связанными никаким долгом благодарности по отношению к Италии, которая выбрала линию своего поведения с тем же холодным расчетом, который руководит ею и в настоящее время. Я вижу в этом только лишнее доказательство того, насколько узок подобный расчет, ибо, разрушая старые связи, Италия не закладывает прочных основ симпатий с новыми друзьями. Германская мудрость не шла дальше утилитарных расчетов, – в результате она рискует самой большой опасностью для государства – полным моральным одиночеством.

В заключение я высказал удивление мало доброжелательному отношению моего собеседника к Франции, которой Италия стольким обязана в своем прошлом и с коей у нее должна бы чувствоваться тесная культурная и племенная связь.

Фасчиотти возразил, что если отношения между обеими державами не всегда носят тот искренний и дружественный характер, на который можно рассчитывать, то это не вина Италии. При этом он высказал мне опасение, что в будущем Франция не захочет примириться с мыслью, что Италия может стать могущественной, между тем, по его словам, это должно быть естественным результатом нынешней войны».

6. Поклевский – Сазонову 21 декабря (3 января) 1914/15 г.: «Завтра выезжают в Париж члены здешнего парламента Кантакузен и сын министра финансов Костинеско, а несколько дней тому назад выехали в Рим депутаты Диаманди и Истрати. На этих лиц возложено официальное поручение распространять во Франции и Италии убеждение в скором выступлении Румынии против Австрии; кроме того – воздействовать на общественное мнение Италии с целью скорейшего выхода этого государства из нейтралитета. Миссия эта едва ли имеет серьезное значение, и она скорее является способом дать занятие нескольким особенно горячим сторонникам скорейшего выступления Румынии».

7. Поклевский – Сазонову 18 (31) января 1915 г: «Братиано очень огорчен сделанным вашим высокопревосходительством заявлением Диаманди, который передал его сюда по телеграфу. Братиано заметил, что неделю тому назад вы выразили удовлетворение по поводу данных им объяснений, и он не может себе объяснить выказываемого вами ныне по отношению к нему недоверия. Не скрою от вашего высочества, что у Братиано вырвалась фраза:,que Mr. Sazonow me traite de sous-prefet“. Позволю себе высказать при этом мое глубокое убеждение, что наши понукания и уколы румынскому самолюбию не ускорят активного выступления Румынии и что этого легче всего добиться созданием такой обстановки, при которой оно сделается наиболее вероятным».

8. Сазонов – Поклевскому 14 (27) марта 1915 г.: «Румынский посланник передал Грэю, что румынское правительство решило выступить совместно с Тройственным согласием в начале мая. Мишу просил хранить это соглашение в тайне, уполномочив поделиться им только с российским и французским министрами иностранных дел. Он добавил, что Румыния, не ставя свое решение в зависимость от выступления Италии, все же придает таковому большое значение. О вышеизложенном прошу вас не доверять ни коллегам, ни румынам».

9. Поклевский – Сазонову 18 апреля (1 мая) 1915 г.: «Братиано был у меня лично сегодня и сообщил следующее. С самого начала общеевропейской войны он не только твердо решил не подымать оружия против Тройственного согласия, но, наоборот, всеми доступными румынской дипломатии средствами старался создать обстановку, которая ускорила бы возможность активного выступления Румынии на нашей стороне. Окончательное выяснение намерений Италии позволяет и румынскому правительству принять в ближайшем будущем участие в войне, но Совет министров желал бы предварительно точно определить посредством переговоров с императорским правительством границы будущих приобретений Румынии, а также заключить с нами военную конвенцию, которая, между прочим, предусматривала бы и вопрос о дальнейшем снабжении румынской армии военными припасами. Пожелания румынского правительства относительно будущей границы следующие: на юге она определяется Дунаем до устья Тисы и по последней идет до пункта на 15 километров выше Сегедина, а отсюда, минуя Дебречин, направляется до впадения Сомеша в Тису, далее по водоразделу последней до границы Галиции, по которой она будет следовать до Буковины и по границе последней до Прута, который румынское правительство желало бы иметь окончательной границей между Россией и Румынией. Я заявил Братиано, что такая граница