Осада Ленинграда - Константин Криптон

куда-то в направлении фронта. Всякие разговоры, смех, недовольство смолкли. Все было подчинено только одному – движению вперед. Безмолвствовала природа, безмолвствовали сотни людей, растянувшихся в безостановочном движении километра на полтора. Лица окружавших меня рабочих были сумрачны и серьезны. Лица интеллигентных людей мало чем отличались в тот момент от них. Общим выражением было «нужно идти», несмотря на утомление, на всю тяжесть дороги. Мне невольно пришла в голову мысль: как много можно сделать силами этих людей – дай только им разумное руководство. По дороге раза два или три встретились воинские команды, занятые постройкой и ремонтом дороги. Большинство красноармейцев восторженно, порой бесстыдно – наглыми взглядами провожали молодых девушек и женщин. В одном месте донеслись слова: «Ты что же, повстречал знакомую барышню и даже не поздоровался как следует. Да я бы бросился и расцеловал ее». Это звучало искренне. Почувствовалась большая тоска людей, заброшенных в эту противную болотную глушь и оторванных от той жизни, с которой связано столько интересов.

По краям дороги встречались оставленные военные повозки и ряд других предметов военного снаряжения, большое количество брошенных скотских шкур, павшие лошади. Нас сопровождала уже не военизированная охрана, а красноармейцы с винтовками-автоматами. Все это свидетельствовало о приближении фронта.

После нескольких часов безостановочно-быстрого движения, уже поздней ночью, мы, совершенно истомленные, достигли леса, в котором свернули налево в гору. Там стояла большая воинская часть и должен был быть ночлег. По счастливому стечению обстоятельств я, идя только со студентами, наткнулся сразу же на остальную часть своей группы, занявшей место у одной военной повозки. Около нее нужно было устраиваться спать. Это не представило затруднений. Земля была абсолютно сухой, комаров совсем не было, красноармейцы снабдили нас казенными одеялами. После предыдущих ночей показалось прямо удобно. Несчастием всех людей было только одно – голод. Продукты, взятые из дому, были съедены еще накануне. В этом отношении я был счастливее, так как не имел абсолютно аппетита. Меня мучила зато сильная жажда, но с этим несчастьем можно было справиться. Побродив по лесу, я нашел «кухню» части, представляющую большой фургон, запряженный парой отличных лошадей. Там не только напоили хорошей студеной водой, но разрешили наполнить большой жбан для моих товарищей. Заснул я под тихие, совсем не легкомысленные разговоры красноармейцев с нашими студентками. Некоторые из красноармейцев трогательно и заботливо предупреждали об опасностях, какие встретятся у фронта, указывая лучшие способы укрытия при налетах немецких самолетов.

Рано утром я был разбужен каким-то необычайным шумом и не мог сразу сообразить, где нахожусь и что происходит. Только по прошествии некоторого времени понял, что уходит воинская часть. Двигалась масса людей, повозки, запряженные лошадьми, автотранспорт. Мы тоже должны были выступать немедленно. В наших рядах навели строгий порядок. Число конвоирующих красноармейцев с автоматами увеличилось. Тон обращения с нами резко переменился, покрикивали непрерывно, напоминая о том, что находимся в зоне фронта. Когда наш гражданский начальник, став в сторону от дороги, захотел пропустить мимо себя колонну, чтобы проверить наличие организаций и видеть состояние людей, то произошло большое столкновение с старшим красноармейцем. Последний пытался требовать от него немедленного возвращения в ряды.

Пройдя километра два лесом, мы опять вышли на равнину. Показалось солнце, и можно было видеть, что «состояние людей» не блестяще. Все были истомлены. Перед моей группой шел институт иностранных языков. Его колонна состояла из 70–80 молодых девиц в большинстве непролетарского происхождения. В Ленинграде они были, как и все, заверены, что едут только на пять дней. «Ничего страшного не будет. Придется покопать землю в одном из дачных мест. Время летнее – одно удовольствие». Все они отправились в легких платьицах, а некоторые прямо в сарафанах (летних, сильно декольтированных платьях без рукавов).

Вид этих платьиц и сарафанов после шести дней жизни в лесу и рытья рвов был ужасен. Еще более ужасным в то утро был вид их владелиц – продрогших, замученных, изголодавшихся. Человек десять из них пришлось вернуть назад еще в предыдущие дни. Остальные, однако, шли и молчали. Молчали, положим, все, даже наименее «сознательные элементы» колонны, какими после ухода домохозяек явились женщины – работницы промкооперативных артелей. Новизна впечатлений «фронта» с грубыми окриками красноармейцев действовала, видимо, убеждающе.

Пройдя какое-то большое село, мы повернули вправо. Дорога продолжала идти по равнине. На пути, как и вчера, встречалось оставленное снаряжение, повозки и прочее. Особенно много было кож. Их пытались, видимо, откуда-то вывезти, но бросили по дороге, за отсутствием транспорта. После 8–9 километров пути за поворотом дороги показалось селение, расположенное довольно живописно на горе, покрытой лесом. У подножья горы протекала река Луга. Стало известно, что здесь будет привал. Через несколько минут колонна вошла в лес, покрывающий гору, и расположилась на отдых.

Истомленные люди, проделавшие тяжелый путь накануне и вынужденные продолжить его сегодня утром на голодный желудок, получили наконец отдых. Пищи они не получили, но и гнать их никто не гнал. Это уже было хорошо и подняло настроение. Я отчетливо помню довольные лица окружавших меня людей, уютно расположившихся в приятной тени леса. Раздался смех, слышны были шутки – все ожили. О голоде не вспоминали. Наслаждались тем, что есть – отдыхом. Минут через 20 бригадиры групп были вызваны к «военному руководству». Это дало основание думать, что отдых будет продолжительным.

Бригадиры вернулись через час. Они принесли сведения о дальнейших перспективах. Сведения были не особенно утешительны. Прежде всего оставался неизвестным срок пребывания на работах. На этот вопрос просто отказались ответить. Немного лучше обстояло дело и с питанием. «Военное руководство» знало, конечно, что продукты, взятые нами с собой, должны были выйти. Оно хотело помочь, но предупредило, что это дело сложное. Продукты находятся на станции Верест, и доставить их крайне трудно. Совершенно отсутствует транспорт. Очень плохи дороги. Одна крестьянская подвода, выделенная для доставки продовольствия нашей колонне, где-то опрокинулась и не пришла. Меры все же приняты, и к вечеру следующего дня что-нибудь будет выдано. Большинству людей это обещание испортило настроение, так как до вечера завтрашнего дня нужно было ждать больше 30 часов.

Более интересной оказалась часть информации, повествующей о том, что мы будем делать. Военные корреспонденты эпохи балканских войн писали: генерал Скобелев перед началом всякой операции объяснял солдатам ее смысл и цель. Он считал это необходимым условием воодушевления солдат и успеха. Сторонник «скобелевской методики» оказался тогда в составе нашего «военного руководства». Бригадирам групп сообщили: две немецкие дивизии, прорвавшись и взяв село Осьмино, находящееся отсюда в 14–15 км, отрезаны советскими войсками от своих главных сил. Перейдя к обороне, они