Сказки весеннего дождя. Повесть Западных гор - Уэда Акинари

Священник и рад – хорошо ведь завести товарища! Первым делом он обучил Ханкая мелодии «Весенняя радость». От рождения наделенный слухом и умением правильно подбирать тона, Ханкай еще и грудью был широк, флейта у него пела громко.

– Этот ученик – сущая богиня Мёонтэн в дьявольском обличье[196], – восхищался наставник.

– Среди слуг небесной девы наверняка были черти вроде меня, – расхохотался Ханкай, и в эту минуту он действительно казался таковым.

– Ну что ж, зимнее мое затворничество было нескучным, – сказал священник. – Однако мне пора побывать в своем храме, подготовить все к встрече весны. После я еще вернусь сюда. Может быть, научить тебя еще одной мелодии? – спросил он, но Ханкай учиться отказался:

– Нет, моя душа полна и одной песней. А разучивать еще другие мелодии – слишком докучно.

– Ну тогда непременно приходи весной к нам в горы. Надо же, сущее божество Мёонтэн! – С этими словами священник ушел.

А Ханкай отправил Луну ему вслед: «Проводи-ка его как полагается!» Он велел поднести священнику золотую монету, завернутую в бумагу, где было написано: «В благодарность за единственную мелодию».

Так и вернулся священник к себе в горы с нежданным дорогим подарком. А Ханкай даже в горячие источники залезал с флейтой – поднимет ее повыше и играет себе.

Снегу намело так много, что постояльцы все разъехались. Ханкай заскучал:

– А нет ли где места поживее?

В селении Авадзу тоже есть горячие источники. Это недалеко от замка Кага, поэтому людей там собирается множество.

– Раз так, переселяемся туда. – И, от души отблагодарив хозяина гостиницы, они покинули Яманаку.

На новом месте было гораздо оживленней, поскольку люди сюда стекались изо всех провинций. Ханкай и здесь услаждал себя мелодией «Весенняя радость» с утра до ночи.

– Какое удивительное звучание! Да и приверженность к одной-единственной мелодии тоже редка… Сыграю-ка и я на флейте-ёкобуэ… – Один человек из замка, гостивший там же, достал свою флейту и тоже вступил.

– До сей поры мне не приходилось слышать столь чистого тона и мощного звучания. Не погостите ли вечерок или два в моем доме? – предложил он Ханкаю и на следующее утро прислал за ним своего человека.

Когда они пришли, то увидели высокий просторный дом – хозяин, должно быть, имел достаток.

– Мартышка, хорошенько примечай. В этом доме скоплено много добра, – распорядился Ханкай, а тем временем его самого пригласили во внутренние покои.

Пришел еще один гость, который играл на свирели-хитирики, и они вместе несколько раз сыграли «Весеннюю радость». Этот человек тоже одобрительно кивал: «Удивительное звучание!»

– Почтенный вероучитель ведь, кажется, из секты Икко?[197] На горячих источниках я заметил, что вы ни от каких блюд не отказывались… – Хозяин принялся потчевать гостей вином и разной закуской, вареной и жареной.

Подвыпив, Ханкай был в ударе, он снова вынул флейту и исполнил свою мелодию несколько раз подряд. Ему внимали без устали:

– Вам, вероятно, так удается эта одна мелодия в соответствии с учением секты Икко: «Всей душой – к единому!»

Миновал первый месяц года, и на третий день второй луны они покинули этот дом.

Отправились на побережье полуострова Ното. Однако, прослышав про тамошние холода, решили: ладно, про куликов Ното, что кричат на скалах «многие-многие лета»[198], мы и так знаем, а вот поглядим-ка, какова «преисподняя», которая, говорят, находится в здешних горах.

И они полезли в горы. Поднялись высоко, туда, где еще лежал глубокий снег.

– А где здесь преисподняя? – спросили они у двух прохожих, но те в ответ:

– Страх-то какой! Мы там не бывали…

Не жалея ног, они кружили по горам и долинам, однако ничего удивительного не встретили.

– Слыхал я, что все это байки, но думал – а вдруг… – И Ханкай смахнул с камня снег, чтобы сесть передохнуть.

И тут перед ними явилось несколько тенеподобных существ, злобных на вид.

– Наверное, это голодные духи. Покормим их! – Достав все, что у них было в дорожных мешках, они отдали это духам.

Духи толпой накинулись на еду и с радостью ее пожирали. Когда Ханкай достал свою флейту и громко заиграл, духи в испуге сгинули.

– Не зря мы совершили паломничество в горы! – И они повернули обратно.

На реке Дзиндзугава мост был наплавной[199], и хотя таял снег и уже настало половодье, можно было стоять на середине реки и любоваться редкостным зрелищем. Вдруг они заметили, что с гор Татэяма[200] прямо на мост несет большое дерево, вырванное с корнем.

– Славная будет трость! – сказал Ханкай и, с легкостью подцепив бревно, пошел с ним по мосту, так что тот заскрипел.

Затем они отправились взглянуть на плавучие острова в Оцу и по дороге встретили Мурагумо.

– Ну как дела? – бросились они расспрашивать друг друга.

– Наше пристанище в лодке обнаружили. Я был ранен, но сумел уйти живым, – рассказал Мурагумо.

– А я провел зиму в снегах Микоси. Был на горячих источниках в Яманаке, но у меня там так размякли руки-ноги, что я решил снова пойти бродить.

Ханкай приказал своим спутникам ждать его в гостинице у подножья горы, а сам, вдвоем с Мурагумо, отправился выше в горы. Наконец пришли: среди обширной топи радостно гомонила водоплавающая птица, а на поверхности колыхались два плавучих островка. Заметив, что один из них начинает удаляться от берега, Ханкай вцепился в него и закричал:

– Полезай скорей! Прокатимся!

Но как только Мурагумо прыгнул на островок, Ханкай изо всех сил оттолкнул его от берега.

– Что ты делаешь? – завопил Мурагумо, но Ханкай молча достал флейту и громко заиграл «Весеннюю радость». И хотя Мурагумо продолжал взывать к нему: – Что ты! Зачем! – Ханкай ничего не отвечал, только хохотал. А потом просто повернулся и ушел.

На следующий день рано утром, выходя из ворот гостиницы, Ханкай столкнулся с Мурагумо.

– Ах ты, неблагодарный! Я пощадил твою жизнь, дал тебе сто золотых! Ты забыл, как обещал почитать меня за отца? Толкнул меня в воду! Такое не прощают, но ради одной задумки…

Он все же пошел вместе с Ханкаем, и они добрались до какого-то призамкового города.

Луна рассказал:

– Это владения некоего князя. Провинция богатая, людей проживает множество. Вот, например, этот дом – князю они родня, но нынче опустились до простых горожан, зато и разбогатели. Говорят, на всем севере Японии нет им равных.

А дом был обнесен высокой каменной