Цезарь и Христос - Уильям Джеймс Дюрант

лелеяли свой зооморфный пантеон. Кибела, Исида и Митра пользовались популярностью вплоть до исхода четвертого века; при Аврелиане римское государство покорил модифицированный митраизм. Обетные приношения по-прежнему поступали в храмы классических богов, посвященные и кандидаты на посвящение стекались в Элевсин, и по всей Империи честолюбивые граждане выказывали знаки уважения императорскому культу. Но классические религии выдохлись, из них ушла жизнь. Они не вызывали более, за исключением отдельных случаев, той горячей преданности, которая животворит веру. Нельзя сказать, что греки и римляне разочаровались в этих верованиях, бывших некогда столь прелестными и суровыми; скорее они потеряли волю к жизни, и их численность настолько сократилась под влиянием падения рождаемости, физиологического истощения и опустошительных войн, что храмы теряли своих почитателей по мере того, как оказывались заброшенными крестьянские усадьбы.

Около 178 г., пока Аврелий сражался с маркоманами на Дунае, язычество предприняло энергичную попытку сопротивления христианству. Мы знаем о ней только по книге Оригена «Против Цельса» и цитатам из «Правдивого слова» Цельса, отважно приводимых христианским автором. Этот уже второй Цельс в нашем повествовании был скорее человеком света, чем спекулятивным философом; он осознавал, что дорогая ему цивилизация неразрывно связана с древней римской религией, и решил защитить эту веру, напав на христианство, вызов которого был в его эпоху наиболее грозным. Он настолько глубоко изучил эту новую религию, что ученый Ориген был ошеломлен его эрудицией. Цельс подвергал сомнению достоверность Писания, нападал на характер Яхве, высмеивал чудеса Христа и настаивал на несовместимости смерти Христа с его всемогущей божественностью. Он высмеивал христианскую веру в последний мировой пожар, Страшный Суд и телесное воскресение:

Нелепо… думать, что когда бог, как повар, разведет огонь, то все человечество изжарится, а они одни останутся, притом не только живые, но и давно умершие вылезут из земли во плоти — воистину надежда червей! …Христиане способны убедить лишь простаков, невежд, людей бесчувственных — рабов, женщин и детей; каждый из этих валяльщиков шерсти, сапожников и сукновалов — самых невежественных и заурядных людей — грешник или богом обиженный простак{1796}.

Цельс был встревожен распространением христианства, его презрительной враждебностью к язычеству, военной службе и государству. Как сможет защищать себя Империя, со всех сторон осаждаемая варварами, если ее жители поддадутся столь пацифистской философии? Хороший гражданин, полагал он, должен выполнять требования религии своего времени и своей страны, не критикуя публично ее нелепости; что действительно важно, так это объединяющая вера, которая поддерживает нравственность и гражданскую лояльность. Затем, позабыв о нападках, с которыми он обрушился на христиан, Цельс призывает их вернуться к старым богам, поклоняться хранящему Империю гению императора и встать вместе с остальными на защиту угрожаемого государства. Но практически никто не обратил на него внимания; языческая литература не упоминает его имени, и он был бы совершенно забыт, не возьмись Ориген опровергнуть его утверждения. Константин был мудрее Цельса: он знал, что мертвая вера не может спасти Рим.

III. ПЛОТИН

Ко всему прочему, Цельс явно шел наперекор тенденциям своего времени; он просил людей вести себя так, словно они были джентльменами-скептиками, когда на деле они бежали от общества, поработившего столь многих из них, в мистический мир, где каждый человек становился богом. Это ощущение присутствия сверхчувственных сил, которое является фундаментом религии, господствовало теперь повсюду, побеждая материализм и детерминизм более горделивых эпох. Философия перестала заниматься истолкованием того чувственного опыта, который составляет царство науки, и посвятила себя изучению невидимого мира. Неопифагорейцы и неоплатоники развили теорию Пифагора о переселении душ и платоновское созерцание Божественных Идей в аскетизм, целью которого было обострить духовное восприятие приглушением физической чувственности и самоочищением вновь подняться по тем ступеням, через которые некогда душа низверглась с небес, попав в человеческую оболочку.

Плотин знаменует кульминацию этой мистической теософии. Родившийся в 203 г. в Ликополе, он был египтянином-коптом с римским именем и греческим образованием. В двадцать восемь лет он открыл для себя философию, переходил, неудовлетворенный, от учителя к учителю, пока не нашел в Александрии человека, которого искал. Аммоний Саккас, христианин, обратившийся в язычество, попытался примирить христианство с платонизмом, к чему будет стремиться и его ученик Ориген. Проучившись у Аммония десять лет, Плотин присоединился к отправляющейся в Персию армии, надеясь познакомиться с мудростью магов и брахманов из первых рук. Он дошел до Месопотамии, откуда вернулся в Антиохию, затем пришел в Рим (244 г.) и оставался здесь до самой смерти. Его философская школа была настолько модной, что император Галлиен сделал его своим придворным фаворитом и согласился помочь ему основать в Кампании идеальный Платонополь, управляемый на принципах, изложенных в «Государстве». Позднее Галлиен взял назад свое обещание, щадя, быть может, Плотина от бесславного провала.

Плотин вернул философии ее репутацию, живя, словно святой, среди римской роскоши. Он не заботился о своем теле, и Порфирий говорит, что «он стыдится того, что его душа обладает телом»{1797}. Он отказывался позировать художникам на том основании, что тело — самая маловажная часть его самого, — намек на то, что искусство должно искать душу. Он совсем не ел мяса и очень мало хлеба, его привычки были весьма просты, характер — добр. Он избегал любых половых связей, однако и не осуждал их. Его скромность выдавала в нем человека, который видит часть в перспективе целого. Когда Ориген появился на его лекции, Плотин покраснел и пожелал прекратить занятия, говоря: «Пыл угасает, когда оратор чувствует, что его слушателям нечему научиться у него»{1798}. Он не был красноречив, но его преданность своему предмету и неподдельная искренность превосходно возмещали недостаток ораторского мастерства. Неохотно и лишь в конце жизни он доверяет свои учения бумаге. Он никогда не пересматривал первоначальную редакцию и несмотря на издательские труды Порфирия, «Эннеады» — одно из самых беспорядочных и трудных произведений во всей истории философии[121].

Плотин был идеалистом, милостиво признававшим существование материи. Но материя сама по себе, доказывал он, является лишь неоформленной возможностью формы. Любая форма, которую принимает материя, придается ей ее внутренней энергией или душой (psyche). Природа представляет собой совокупную энергию или душу, производя все существующие в мире формы. Не низший уровень реальности производит на свет высший, но более высокое существо — душа — производит низшее — воплощенную форму. Рост отдельного человека, начиная с его пребывания в чреве матери, проходя через формирование органа за органом, вплоть до достижения зрелости, является результатом деятельности psyche, или жизненного принципа, заключенного в нем. Тело постепенно приобретает свою окончательную