Авангард и психотехника - Маргарета Фёрингер

В силу этого круг влияния Бехтерева был куда шире и конкретнее, чем круг Павлова. Если Павлов, не заботясь о распространении своей теории среди широкой публики, был известен всем – и художникам, и политикам, то Бехтерев поддерживал личные отношения с такими знаменитостями, как Илья Репин и Всеволод Мейерхольд, а также с московским цирковым артистом и дрессировщиком Владимиром Дуровым[422]. Некоторые кинорежиссеры из авангардистского окружения Пудовкина обучались в институте Бехтерева: Дзига Вертов, Григорий Болтянский и Абрам Роом именно там познакомились с нейрофизиологией, с использованием кино- и фотоаппаратуры в научной лаборатории, с исследованиями мозга и бехтеревскими техниками гипноза, то есть – с возможностью коммуникации с реципиентом при помощи техники. По словам Виктора Шкловского, Бехтерев давал возможность продолжать университетское образование женщинам и художникам еврейского происхождения[423]. Однако на специальность «Психофизиология» не только принимали студентов, которым отказали в других учебных заведениях, там способствовали созданию действительно полезных кинопрактик. Студент психоневрологического института Бехтерева Абрам Роом, например, занимался в отделе детских фильмов Наркомпроса не только созданием кинокартин, но и изучением зрительского восприятия[424].

Пудовкин мог научиться у Бехтерева применять теорию рефлексов, которую Павлов разработал на собаках и обезьянах, к человеческой психике. Одно из свидетельств современников указывает на то, что Бехтерев, не останавливаясь надолго на изучении подопытных животных, сразу перешел к исследованиям человеческих рефлексов: «Павловская лаборатория работает, главным образом, над слюнными рефлексами, Бехтеревская над рефлексами отдергивания лапы собакой или руки или ноги человеком при электрическом раздражении»[425]. «Механика головного мозга» также показывала моторные рефлексы у собак и психически больных, что, как предположила Эми Сарджент, было связано с трудностями визуализации пищеварительных рефлексов[426]. Сами отснятые кадры также убеждают в наличии связи между фильмом Пудовкина и работой Бехтерева: как собак, так и «идиотов» снимали не в лаборатории Павлова, а за пределами лабораторного пространства, на лужайке клиники нервных болезней, вроде той, которой заведовал Бехтерев. Представление Пудовкина о возможности визуально управляемого человеческого внимания также совпадало с мнением Бехтерева: «Зрительные образы во многих случаях недостаточны, если в зрительный процесс не вторгаются произвольные импульсы. Для того чтобы сохранить четкое представление об определенном предмете, часто мало видеть этот предмет, а необходимо его рассматривать и это происходит при произвольном направлении и положении глазных осей ‹…›»[427]. Бехтерев останавливался подробно даже на таких простых рефлексах, как сужение и расширение зрачка: «Кроме того, существуют рефлексы зрачка, вызывающие его сужение и расширение в связи с представлениями о светлом и темном соответственно»[428]. Эти размышления о зрительных рефлексах Пудовкин мог без особого труда перенести на объектив кинокамеры.

В особенности Пудовкина и Бехтерева сближал их интерес к лежащему за пределами лаборатории социальному пространству[429]. Пудовкин фиксировал научные события прямо на месте происшествия и обрабатывал их в целях просвещения и образования публики. Бехтерев интенсивно работал над вопросами социальной гигиены, научной организации труда и коммуникации. Помимо работы в области наук о труде он также разработал так называемую «коллективную рефлексологию»[430], в которой можно обнаружить весьма неординарные мысли об отношениях между людьми, опять же с подозрительно большим числом параллелей с рассуждениями Пудовкина о массовом кино: «Предметом общественной психологии является изучение психологической деятельности собраний и сборищ, составляемых из массы лиц, проявляющих свою нервно-психическую деятельность как целое, благодаря общению их друг с другом»[431]. Как и Пудовкин, Бехтерев считал, что кинематограф обеспечивает возможность объективного, то есть осуществляемого на основе изучения групп, исследования воздействия фильма на зрителя. Для Бехтерева, однако, кино было и чем-то бóльшим, чем просто предмет анализа. Он исходил из возможности надличностной передачи информации, структурно ориентированной на принцип телеграфа. Человеческое тело представлялось Бехтереву в виде системы сигналов, нервная система которой была соединена с другими подобными системами неким нематериальным способом, будь то общие интересы, цели или действия. Кино также служило делу общественного единения: «Примером коллектива, связываемого общим наблюдением и сосредоточением, служат театры, концерты, вообще зрелища и представления всякого рода»[432]. Подобно радиоволнам идеи, желания, настроения, сознательное и бессознательное передается, по мнению Бехтерева, от человека к человеку в клубе рабочих, на политсобрании, внутри сообщества – или в кино. Бехтерев видел людей объединенными в коллектив, по принципу электрической сети, посредством всех мыслей, даже самых сокровенных, которыми они обмениваются или делятся. Условием коммуникации подобного рода с точки зрения рефлексологической теории Бехтерева являлся не телефон, а универсальная биологическая энергия: «Люди ‹…› должны быть рассматриваемы как аккумуляторы энергий, являющиеся результатом их прошлого индивидуального опыта и наследственных влияний…»[433] Эта нематериальная энергия предлагала, однако, вполне материальные возможности как для «возбуждения настроения, так и развития энергии»[434], благодаря чему исследования Бехтерева в области науки о труде развивались на крепком фундаменте коллективной рефлексологии. Также и передача идей предлагала путь развития эффективности, поскольку «чем более сплочена масса и в особенности, чем более она однородна, тем легче происходит умственная передача, тем скорее осуществляется социальная зараза…»[435] Как могли бы тогда «наблюдения за массами посредством кино» Пудовкина участвовать в этой передаче идей и какую роль получала тогда теория рефлексов Павлова, при всем сходстве все-таки обладающая определенными исследовательскими, политическими и методологическими отличиями от проектов Бехтерева?

Природа, лаборатория, клиника и киностудия

Взаимоотношениям Павлова и Бехтерева лучше всего подходит определение «продуктивная конкуренция», которая имела массу причин и признаки которой можно обнаружить уже во время их учебы. Бехтерев закончил учебу быстрее, чем Павлов, и уже в молодые годы достиг некоторых почестей: он получал награды и был приглашен заведовать собственной кафедрой в Медико-хирургической академии[436]. Ко времени революции, когда Павлов начал интересоваться клиническими вопросами вроде изучения неврозов, сна в качестве фактора, тормозящего рефлексы, и психопатологией, все эти области были уже заняты Бехтеревым, который был не далек от признания рефлексологии официальной советской психологической наукой[437]. Бехтерев принимал активное участие в дискуссиях о «подлинной» советской психологии, тогда как Павлов последовательно придерживался аполитичной линии поведения и только тогда присоединился к дебатам, когда его лаборатория получила значительную финансовую поддержку от государства[438]. Павлов также не присутствовал на упомянутой во введении Первой Всероссийской инициативной конференции по научной организации труда и производства, на которой с момента созыва председательствовал Бехтерев, выдвинувший в 1924 году рефлексологию в авангард отечественной психологии при молчаливом согласии властей, дезориентированных смертью Ленина.

Можно предположить, что позже, благодаря своему политическому нейтралитету, Павлов стал для властей более привлекательным партнером для сотрудничества, чем Бехтерев, всегда твердо придерживавшийся своей политической позиции и пользовавшийся большим авторитетом как в научных, так и – на местном уровне – в политических кругах. Его с успехом пропагандируемая монополия в психологии должна была быть нарушена и заменена чем-то подобным. Об этом говорит отношение властей к институту Бехтерева: вместо того чтобы признать его авторитет в области исследований мозга, Коммунистическая академия создает для изучения мозга Ленина параллельную научную организацию – Институт мозга в Москве, – в котором пять лет спустя реализуется идея Бехтерева о создании пантеона мозгов[439]. Академия наук, кажется, активно стравливала Павлова и Бехтерева: руководителем Московского института мозга в 1925 году стал ученик Павлова Фурсиков, который консультировал Пудовкина во время съемок «Механики головного мозга». Это соперничество могло стать одним из факторов, подтолкнувших Павлова к тому, чтобы дать