Блатной: Блатной. Таежный бродяга. Рыжий дьявол - Михаил Дёмин

кончилась. И тебе лучше всего держаться от меня подальше… И ты правильно сделала, что не пришла этой ночью; приходить ко мне теперь нельзя. Это опасно.

Глава 9

Ты знаешь, что такое страх?

Поразительное дело! Если бы я даже был настоящим, опытным бабником, завзятым юбочником, был бы самим Казановой, все равно я не смог бы придумать лучшего трюка, чтобы полностью покорить сердце Верочки! Едва лишь она услышала слова «нельзя» и «опасно», как сразу же ее отношение ко мне изменилось.

Данный перечень велик, его можно протянуть вплоть до начала нашего столетия. На Украине были, например, два крупных налетчика, сыгравшие заметную роль в истории Гражданской войны. Один из них – Григорий Котовский – стал после революции красным комбригом. Другой же – Нестор Махно – поднял черное знамя анархии.

И все они в равной мере были склонны к пафосу, любили театральные жесты.

Обычная ее пассивность сменилась вдруг бурной страстностью. Она порывисто прижалась ко мне. И прошептала, дохнув в самое ухо:

– Вот что. Приходи-ка сегодня ужинать. Обязательно! И не спеши… Можешь прийти попозднее.

– То есть когда?

– Ну, к закрытию.

– Ладно.

День промелькнул незаметно. И поздно вечером я явился в чайную, уже тихую, пустую. Двух последних алкоголиков выпроводили из зала при мне… Здешний вышибала – он же швейцар, он же гардеробщик, – уходя, подмигнул мне всей щекой. Затем густо крякнул и сказал: «Счастливый твой Бог, корреспондент!»

И мы остались с Верочкой вдвоем.

– Послушай, – сказал я, – что же происходит? Ты боялась, как бы твои родители не узнали, а тут – я вижу – уже всем известно! Этот швейцар так сейчас подмигнул, что я даже испугался, не начался ли у него нервный тик?

– Ну, милый, Енисейск – не Москва, – ответила она, поигрывая бровью, – здесь все как на ладони. От людей не спрячешься… Но насчет этого гардеробщика я не беспокоюсь. Он меня не выдаст. Нипочем не выдаст!

– Это почему?

– Очень уж он не любит моего жениха… И вообще в ссоре со всей его семьею.

– Так у тебя есть жених? – Я на мгновение застыл, пораженный. Потом проговорил, запинаясь: – Вот те раз… Где же он?

– В армии.

– Где?

– Во Владивостоке.

– И долго ему еще служить?

– Осталось полтора года.

– Он что же, офицер?

– Младший лейтенант.

– Ну и… Какие же у вас отношения?

– Нормальные, – усмехнулась она. – Переписываемся…

– Значит, ты его все-таки ждешь?

– Жду… – Она пожала плечами. – Как видишь. Да и он там тоже не скучает, я точно знаю! Но зачем ты затеял этот разговор? Я сейчас свободна, и я с тобой. Чего тебе еще надо? Давай-ка ужинать. И не будем отвлекаться!

…Потом мы лежали на полу, на разостланной медвежьей дохе. Было тихо, тепло. Свет мы выключили, и комната освещалась отблесками огня, бушевавшего в печке. Легкие розовые блики скользили по лицу Верочки, по ее плечам и груди. Я глядел на нее, и мысли мои путались.

«Какие все-таки странные, непонятные существа женщины, – думал я. – Вот как определить Верочку? Кто она? Имеет жениха и ждет его и в то же время спокойно ему изменяет… И все же ее не назовешь гулящей девкой. Она не из тех, какие прибегают по первому зову, каким стоит только мигнуть».

Я вспомнил обо всех тех случаях, когда она обманывала меня, заставляла ждать понапрасну. И спросил, наклоняясь к ее лицу:

– Послушай, может, ты объяснишь теперь, что же тебе раньше мешало?

– А зачем тебе это знать?

– Но все-таки?

– Ты будешь смеяться…

– Нет, – сказал я, – даю слово! Так в чем же было дело?

– Ну, в чем в чем, – неохотно проговорила она. – Возле твоего дома ведь церковь находится! Надо мимо нее проходить… Ах, тебе этого, наверное, не понять.

– Да нет, почему ж… Я понимаю, – пробормотал я. – Так вот ты отчего выбрала столовую!

– Ну да. Здесь удобно. Ничто не мешает.

– Но Бог-то все равно все видит, – сказал я, пряча улыбку.

– И все-таки это не одно и то же, – упрямо проговорила Верочка. Поднялась, со вздохом поправила волосы. И начала одеваться. – Да и для тебя тоже здесь удобно… Ты же сам сказал: домой теперь приходить опасно.

– Это верно, – сказал я. – Но куда же денешься? Возвращаться все равно придется.

– А зачем? Хочешь, я договорюсь с заведующей, будешь тут вроде ночного сторожа. И сейчас ты тоже оставайся! Только не забудь запереть за мною дверь.

– А ты разве уже уходишь?

– Надо, миленький. Я дома наврала, сказала, что в столовой генеральная уборка. Что я вернусь нынче поздно… Но теперь уже два часа, пора!

– Ну, так и я пойду, – сказал я, натягивая сапоги. – Какой смысл прятаться? Если уж меня захотят найти, найдут все равно. Ты была права: тут все как на ладони… Енисейск – не Москва!

Я проводил Верочку до калитки ее дома, и она шепнула на прощание:

– Будь осторожен.

– Пустяки, – отмахнулся я, – не беспокойся!

Я сказал это небрежно, с улыбочкой, всем своим видом показывая, что опасность меня не очень-то волнует. Но когда я остался один и пошагал к себе, то сразу же почувствовал себя неуютно…

Город спал. И он казался безжизненным, вымершим. Уличные фонари стояли здесь только в центре, а на окраинах все было залито беспросветной мглой. Лето уже переломилось, и ночи теперь были холодны и темны. И я брел, погруженный во мглу, словно в черную воду.

И было до жути тихо! В глухой этот поздний час молчали даже дворовые псы. Только гудел ветер над крышей – в проводах. И тягучий тихий вой его нагонял неизъяснимую тоску.

«Час быка, – думал я, невольно ускоряя шаги, – час ночных демонов! Самая жуткая пора, особенно для одинокого путника».

Последнюю часть пути я почти бежал. И в то же время напряженно вслушивался, ждал, не раздастся ли во тьме сторонний шорох, не возникнут ли чужие, догоняющие шаги…

И хотя я добрался до дому благополучно, без приключений, я долго еще не мог успокоиться.

А когда отдышался немного, вдруг ощутил, услышал глубинный внутренний голос. Он возникал порой и всегда говорил неприятности.

«А зачем? – спросил голос. – Зачем ты влез в эту историю? Кто тебе Семен? Не брат и даже не друг. Так, случайный знакомый… Стоило ли из-за него лишаться покоя, рисковать головой? Ведь речь идет о твоей голове, не о его… Он-то не дурак, он успел сбежать, а ты теперь должен расплачиваться».

«Но речь идет не только о Семене, – возразил я растерянно, – не о нем