Из Кисловодска в Кисловодск. 1918–1919 - Всеволод Евгеньевич Милоданович

Страдания пассажира были, однако, невыносимы и толкали его на следующие возможные шаги: он открыл окно и сказал в пространство: «Я хочу пить!» «Нельзя!» – последовал ответ с перрона. «Почему? – не унимался пассажир. – Я вам ничего не сделаю, я хочу только выпить воды!» «Приказано никого на платформу не выпускать!» – ответил тот же голос. «Если приказано, значит у вас есть какой-то начальник, – не унимался пассажир. – Где он?» Голос с платформы назвал что-то весьма удаленное от Ромадана. «Да, я знаю, что у вас в Киеве тоже есть начальник! – воскликнул раздраженным голосом пассажир. – Но здесь у Вас тоже должен быть какой-нибудь начальник! Позовите его!»

Тут послышались шаги: «Что такое твориться здесь?» – осведомился подошедший. «Да, вот, хотят пить!» – с негодованием ответил первый. Последовало молчание: новопришедший, очевидно, взвешивал положение. «Хорошо! – сказал он. – Но только по одному!» Оставалось повиноваться, но напиться удалось только инициатору движения. Когда он вернулся, поезд свистнул и покатил дальше. Из этого происшествия можно было все же сделать вывод, что Ромаданов – наш! Вероятность благополучного прибытия в Киев значительно повысилась, и все уснули, благо места было достаточно!

24 декабря, около полудня – Яготин. При виде десятка немецких эшелонов можно было не опасаться окончить свою жизнь у стенки, но возникла новая опасность: скончаться голодной смертью! Можно было думать, что немцы не пустят нас вперед, пока не уйдут все их эшелоны. А пока они будут уходить, подойдут следующие, и так далее! В станционном буфете не оказалось даже «крокодильего» чаю – все съели и выпили немцы! Пассажиры приуныли и начали рассказывать разные случаи, когда застрявшие в пути поезда принуждали путешествующих отдавать свои часы, кольца и т. д. крестьянам за краюху хлеба и пр. Волосы вставали дыбом на голове! Однако нашлась группа, проявившая инициативу: составила депутацию с целью убедить немцев пропустить нас вперед.

День был солнечный и довольно теплый, много немцев прогуливалось по платформе и путям. Среди них были члены их советов, носившие на рукавах выше локтя повязки с обозначением их функции. К ним, а не к лишенному власти начальству и отправилась наша депутация.

Как и следовало ожидать, немцы нам в просьбе отказали. Но тут один из членов делегации подчеркнул, что сегодня Сочельник! «Вы правы! – сказали на это немецкие “советы”. – Конечно, в Сочельник каждый должен быть дома в кругу семьи. Мы пустим вас вперед!» И через несколько минут мы ехали.

Вечером долгожданный Киев. Наконец-то! Я простился с Кременецким, завел свою команду в комендантское управление и пошел домой. Было уже очень поздно, трамваи не ходили, улицы были пусты, по временам раздавались выстрелы. На Софийской площади стояли столбы, увитые гирляндами хвои, со щитами с надписями: «Honi soit qui mal y pense[100]!» Этим способом Киев, дней 10 тому назад, встречал Петлюру.

Но вот и Трехсвятительская улица, и дом номер 17, большой, с десятками квартир, со входами с улицы и со двора. Мне нужно было войти со двора. Железные ворота были заперты, а через решетчатый верх было видно, что с внутренней стороны они были заложены мишками с песком. Под воротами стоял «часовой» – дежурный обитатель дома. Узнав меня, он открыл калитку в воротах и впустил меня.

Квартирную дверь открыла мне старая тетка и сейчас же сказала: «Твоя жена уехала к тебе третьего дня в Полтаву!» Я не знал, что делать, что сказать… «Но ты с погонами!» – заметила тетка. «Вся Лiвобережная армия носит их», – объяснил я. «Здесь, однако, Правобережная! – строго заметила тетка. – Которая за погоны расстреливает», и пошла за ножницами. Я покорился…

«Утро вечера мудренее»… Часов в 6 утра в дверь постучала жена! Ее обратный поезд шел со скоростью мирного времени, и она почти догнала меня. Итак, все обошлось благополучно, и праздники были бы совсем праздниками, если бы не ощущение надвигающейся катастрофы: дни Киева были сочтены…

Жена рассказала мне, что толчком к ее путешествию в Полтаву было появление у нее штабс-капитана фон Витте, который пришел к ней за получением информаций о положении в Полтаве. Я писал жене очень часто, так что она была в курсе тамошних дел. Успокоившись ответами моей жены, фон Витте рассказал ей свои приключения (которые впоследствии я услышал от него еще раз). Он, как я уже упоминал, попал в отряд адмирала Римского-Корсакова.

Отряд медленно отступал к Киеву, и (как потом мне рассказывали и прочие родственники) в Киеве это отступление казалось наступлением! В городе среди петлюровцев поднималась тревога! По рассказу фон Витте отряд достиг численности в 3000 человек с 12 орудиями! По тогдашним временам это была целая армия, конечно, способная, хотя бы временно, овладеть городом! Но адмирал или не отдавал себе в этом отчета, или просто считал это лишним, а потому, дойдя до Дарницы, которую можно рассматривать как предместье Киева на левом берегу Днепра, неожиданно для всех, а может быть, и для самого себя, сдался!

Неугомонный капитан 2-го ранга Ратманов не подчинился приказу и призвал офицеров следовать за ним. На его призыв откликнулось человек 600, с которыми он двинулся к Золотоноше. Впоследствии, по слухам, при попытке переправиться через Днепр, весь его отряд был уничтожен. Правобережной ли армией, Махно ли, Григорьевым ли, или еще кем-нибудь – неизвестно.

Большинство офицеров, оставшихся в Дарнице, было взято в плен. Когда их вели по Цепному мосту через Днепр, Витте сильно опасался того, что с ними сделают «краткий процесс», т. е. просто столкнут с моста в Днепр! Но конвой не имел таких злых умыслов и привел их к зданию музея, предназначенного, как оказалось, быть лагерем военнопленных.

Пока они еще стояли, столпившись на улице перед входом, кто-то стал бросать в них ручные гранаты! Это было полной неожиданностью и для конвоя. Произошло замешательство, которым фон Витте и некоторые другие воспользовались и смылись[101]. Витте благополучно достиг дома своих родителей, а затем явился моей жене, одетый в нейтральную одежду. Узнав, что в Полтаве тишь да гладь, он решил вернуться в полк, а моя жена ухватилась за случай иметь надежного спутника и поехала тоже. Не заметив меня, дремлющего на вокзале, она тоже явилась в штаб полка, узнала о моей командировке, переночевала в моей комнате и благополучно вернулась домой в Киев.

25 декабря, несмотря на праздник Рождества Христова, я отправился в ГАУ – Главное артиллерийское управление, за получением ордера на пулеметы, а по пути составил украинскую фразу, которой собирался блеснуть в