Из Кисловодска в Кисловодск. 1918–1919 - Всеволод Евгеньевич Милоданович

этом учреждении. Меня направили к полковнику, фамилию которого не помню. К моему удивлению, полковник оказался в штатском платье. Я подумал, что он собирается эвакуироваться, или – «сесть в бест», как тогда говорилось, но не в мечеть, как это делали при подобных обстоятельствах персы[102], а в какое-нибудь «укромное местечко», в котором его, быть может, не найдут. Полковник, однако, и в штатском выглядел полковником русской старой армии.

Я «блеснул» своей украинской фразой. Мой «петлюровский вид» смутил его: он стал подыскивать слова для ответа на украинском же языке, но потерпел полное фиаско! Мое подозрение подтвердилось, и я сказал ему поощрительно: «Говорите по-русски!» Полковник вздохнул с облегчением, и мы очень быстро договорились. Я получил требуемый ордер и поехал на трамвае на Печерск, где находился Киевский арсенал. С «Трибуной[103]» в руке, без погон, а только с кокардой на фуражке со знаком Св. Владимира[104] (в просторечии этот знак назывался «кукишем»), с револьвером в кобуре на поясе я был доволен своим украинским видом. Но маленький изъян в моей внешности все-таки был: под кокарду полагалось подложить круглый кусочек красного сукна, образовывавший узкий кант вокруг кокарды, чего я ни тогда, ни позже не сделал. Но это была мелочь, которая даже не сразу бросалась в глаза.

Начальник арсенала прочитал ордер и заметил, что пулеметов Максима у него нет, есть только Кольты[105]. «Давайте Кольты», – сказал я. Но его следующий вопрос поставил меня в тупик: «Вьючные принадлежности Вам нужны?»

Решить, являются ли эти принадлежности предметом первой необходимости, или предметом роскоши, мне было трудно: ведь пулеметы не обязательно должны быть на вьюках, их можно возить и на двуколках, на повозках, на тачанках, что, по-моему, даже удобнее. Итак, на этот вопрос я ответил, что запрошу штаб VI корпуса по телеграфу, и пошел в телеграфную контору.

Откровенно говоря, я считал все эти 350 пулеметов совершенно лишними для Левобережной армии! Ведь, даже если бы их было 350 тыс., они не остановили бы красных! Но, во всяком случае, я был очень благодарен тому, неизвестному мне, лицу, которому Провидение внушило мысль их получать и снабдило меня таким документом, который должен был внушать ко мне уважение любого контролера: шутка ли – 350 «куломепв[106]»!

И я, конечно, сохранял серьезный вид и воздержался от всякого проявления иронии по этому поводу.

Никогда в жизни я не посылал телеграмм на украинском языке и, не имея с собой ни словаря, ни грамматики (они остались в моем письменном столе в Полтаве), не был уверен, что мне удастся составить телеграмму с безукоризненным текстом. Все-таки мне удалось подобрать слова, по моему мнению, вполне удовлетворительно. Вот текст этой телеграммы: «ТЕЛЕГРАФУЙТЕ менi ГАУ, чи потрiбно одержувати вьючни належнисти до кулометiв[107]». Подпись. И, к моему большому облегчению, ответ пришел чуть ли не моментально: «Одержуйте!» Итак, я начал «одержувати» их.

Каждым утром, но не слишком рано, я ездил в Арсенал и наблюдал за погрузкой. Меня поразили при этом две вещи: 1) для такого числа пулеметов требовалось 2 поезда! 2) рабочие работали невероятно медленно и нагружали в день 2–3 вагона только! По долгу службы я пожаловался на это начальнику Арсенала. «Будьте довольны, – ответил он, – что они вообще работают!» Я, понятно, был доволен, даже очень: едучи в эту командировку, я предполагал, что пробуду в Киеве дня 3–4 (и даже не взял с собой бритву Джилетт, оставив ее с прочими вещами у господина] Гиммельфарба, о чем очень жалел целый год, пока не приехал в Полтаву с другой стороны!), но теперь было ясно, что дни превращаются в недели! Одновременно укреплялось мое убеждение, что пулеметы получит не Лiвобережная армия, но Красная!

Большевики заняли Нежин и приближались к Броварам. Это направление стерегла дивизия Отамана Палия. Как и Запорожская, она была сформирована в Австро-Венгрии из военнопленных. Теперь, может быть, там были и еще какие-нибудь части сомнительного свойства – не могу сказать точно. Да это и не важно: «хохлы» могли слегка подраться между собой, но не с «кацапами»: тут дело было посерьезнее!

На протесты Киевского правительства против нарушения мирного договора Московское правительство отвечало, что договора оно не нарушало! Что то, что принимается за Красную армию, в действительности является украинскими крестьянами и рабочими, бежавшими на север от террора на Украине, и теперь возвращающимися домой! Замечательно, что много лет спустя такой же версией, но относительно армии Мао-Тзе-Тунга, воспользовался американский генерал Маршалл, командированный президентом Трумэном в Китай для выяснения тамошнего положения!

Между тем, правительство Украинской народной республики, как теперь называлось правительство Петлюры, издало указ, которым предлагалось населению Киева сдать ему все имеющиеся у него золотые вещи и прочие драгоценности! Юмористической частью этого указа было упоминание, что в обысках квартир, которые последуют для контроля исполнения, примут участие собаки, специально натренированные на золотоискательство, а потому, мол, пытаться его прятать не стоит труда: собаки его найдут, а к спрятавшим будут применены законы военного времени! А проходя по Крещатику, я заметил, что все ювелирные магазины, как и магазины часовых дел мастеров, закрыты, на дверях – печати, а перед ними – военные караулы! Из этого было ясно, что правительство собирается в дорогу и запасается валютой!

Ограбить магазины было, конечно, довольно просто. Но все же последовали протесты и, надо полагать, довольно влиятельных лиц! Правительство ответило, что никакого указа о конфискации золота в магазинах оно не отдавало (хотя это и было опубликовано во всеобщее сведение!). Отаман Коновалец, командующий Правобережной армией, опубликовал со своей стороны заявление, что он тут тоже ни при чем! Но каким же образом для этой акции была употреблена армия и притом в целом городе сразу? Опровержения не выдерживали критики, и киевляне им не верили.

Что касается сдачи золота и драгоценностей, находившихся в частном владении жителей, то едва ли кто-нибудь из них что-нибудь сдал, убоявшись собачьего чутья! Правительство как будто бы это поняло, что не надует; по крайней мере, об обысках я не слышал, да и не было уже времени заниматься этим; пришлось удовлетвориться тем, что было найдено в магазинах.

Вспоминаю курьезный случай иного рода. Проходя по Крещатику, я встретился с штабс-ротмистром В[иктором] Е[всеевичем] Судаковым, братом офицера б[ывшей] 32-й бригады, а ныне – штаб-офицера для особых поручений при всех украинских военных министрах Центральной рады, Гетмана и Народной республики – «что значит ловкость человечья!», как сказал поэт по иному поводу. Штабс-ротмистр же служил в гвардейской дивизии Гетмана, против