Бармен отеля «Ритц» - Филипп Коллен

– Господин Рудерман рассказал мне, что десять дней назад в доме, где он живет, тайно оказался беглец из украинского Зборова. И вечером все жильцы собрались в гостиной у Аккерманов, вокруг этого совершенно простого человека, крестьянина, и тот в деталях, подробно описал им ужас, который вершился на его глазах этим летом. Немцы вошли в Зборов 2 июля; через три дня все евреи были убиты. Сначала эсэсовцы заставили их выкопать себе могилы, а затем расстреливали их по очереди, укладывая в могилы валетом. Не менее шестисот человек. Никто не плакал и не умолял о пощаде: они знали, что смерть неминуема. Крестьянин говорит, что эсэсовцы заставили его конвоировать евреев до рвов. Потом много часов оттуда доносились стоны раненых, умирающих под грудой тел. На его глазах в яме шестилетний мальчик выкарабкался наверх и пополз по трупам к телу матери, мальчик плакал, и адъютант СС в рубашке с засученными рукавами, не выпуская из руки бутылку шнапса, выстрелил ему в голову под гогот и одобрительные крики расстрельной команды.

Как верить подобным вещам? Может, этот украинец все бесстыдно выдумал? Франк знавал парней в окопах на Сомме, которые придумывали всякие ужасы просто потому, что им нравилось пугать людей. Или с таким же успехом крестьянина могли подослать немцы, чтобы напугать евреев Запада! Сегодня не разберешь, где правда, где вымысел.

А если этот Рудерман вообще все выдумал, чтобы оправдать свое бегство?

– Я понимаю, в это трудно поверить, – говорит Бланш со слезами. – Но у него были такие глаза, Франк! Он точно не лгал, я уверена. И я подумала, вдруг вы…

Франк как можно мягче останавливает ее. Он понял. Все сегодня мечтают о фальшивых паспортах.

– Он не может дольше оставаться во Франции, – настаивает Бланш, – он опасается худшего. Я думала попросить Лору Корриган, которая вечно крутит романы с нацистами, но я так ее ненавижу. Мы больше не общаемся… Я умоляю вас, Франк. Ведь вы помогли мне остаться здесь; неужели нельзя помочь ему уехать? Умоляю вас, если вы знаете способ…

Франк колеблется. Никто, кроме Зюсса, не должен знать, что он может достать фальшивые документы. Но он встречается глазами с Бланш и тает, покоренный ее великодушием.

– Попробую что-нибудь сделать, – обещает он.

Франк уже знает, как поступить. Он добудет поддельный паспорт для Рудермана через Ферзена, а заплатит сам. Зюсс, наконец, с ним рассчитался, и весьма неплохо, так что тут, честно говоря, жаловаться не приходится. И вдруг у Франка подгибаются ноги: Бланш наклоняется к стойке и целует его в щеку.

– Вы все преодолеете, сударыня, – говорит он. – Вы сильный человек.

И снова по щекам Бланш текут слезы. Франк поражен тому, как она умеет сочувствовать людям. Впервые он осмеливается положить свою руку на ее ладонь. К нему возвращается смелость. Бланш не сводит с него глаз. Она берет его руку и подносит к лицу. Ладонь, привыкшая хватать бутылки и бокалы, неуклюже касается женской щеки. Франк замирает в нерешительности. Он не понимает, что происходит. Он чувствует ладонью тепло и нежность ее кожи, мокрой от слез.

Он взволнован, ему хочется провести рукой по ее волосам, ощутить пальцами эти пряди, чуть выпавшие из прически. Голова идет кругом. Слушай свое желание! Ему хочется поцеловать ее, успокоить, прижать к груди. Чего, черт возьми, ты ждешь? Будь смелее! Внезапно слышится приглушенный грохот, что-то падает, и оба вздрагивают. Бланш тут же отстраняется. Это, наверно, в подвале рухнули пустые ящики. Франк насторожено вслушивается. И снова грохот падения.

– Есть кто-нибудь?

В строгом голосе бармена звучит беспокойство.

– Кто там?

Дверь подвала со скрипом открывается, Бланш вскрикивает от страха. Она встает и, задыхаясь от страха, делает шаг назад. Мейер стоит прямо, напряженно глядя в сторону двери. Краем глаза замечает лежащий в раковине ледоруб. Фриц? Но вот в темноте дверного проема появляется бледное лицо Лучано. Франк облегченно выдыхает и опирается о барную стойку.

– Что ты здесь делаешь, малыш, уже поздно?

– Я забыл свой перочинный ножик, месье. А вы беседовали, я побоялся вас прерывать.

– Ты что, подслушивал?! – налетает на него Бланш.

– Нет-нет, сударыня!

Но лицо у мальчика бурно краснеет, это явное доказательство того, что он все слышал.

– Ладно, беги спать! – приказывает Франк.

Ученик виновато откланивается, не смея взглянуть на них, натягивает куртку и исчезает в коридоре.

– Вы понимаете, что он точно принял нас за любовников?

– Не волнуйтесь, сударыня, я гарантирую его порядочность. Лучано мне как сын. Он ничего не скажет. Я обещаю вам.

Франк мгновение колеблется, не сказать ли Бланш, что парнишка еврей.

Но сразу отбрасывает эту мысль. Жесткое правило – не выдавать чужие секреты.

И все же надо будет поговорить с мальчиком с глазу на глаз, прямо завтра.

Испуганная приходом Лучано, взволнованная тем, что едва не произошло между ними этим вечером, Бланш решает, что лучше вернуться в номер, она надевает манто и направляется к выходу.

Если она оглянется, прежде чем покинуть мой бар, я когда-нибудь наберусь храбрости и ее поцелую.

Бланш останавливается на пороге.

– Спокойной ночи, Франк.

– Спокойной ночи, сударыня…

Он слышит, как удаляется по коридору стук ее каблучков о мраморные плиты. Франк проводит рукой по макушке, он одновременно счастлив и вымотан.

Она обернулась, значит – суждено.

Бланш и Лучано, два самых дорогих его сердцу человека – евреи, окруженные стаей бешеных псов. Страх разоблачения, риск доноса, трагедия зборовских евреев. Все мешается у него в голове. Смерть подступает все ближе. Франк закуривает.

Часть 4. Война на истощение. Февраль – июль 1942 г.

1

20 февраля 1942 г.

Немецкие подлодки пускают ко дну танкеры с нефтью в Карибском море. Япония захватила Сингапур, ослабляя Англию; Соединенные Штаты вступили в войну в Тихом океане. «Война приняла глобальный характер», – пишет «Ле Матч».

В Париже это мало кого волнует: пришла зима и людям не до того. Каждую ночь стоит зубодробительный мороз. И даже, к несчастью, «череподробительный»: какая-то старушка вчера утром поскользнулась на гололеде на Севастопольском бульваре и получила сотрясение мозга. С улиц исчезают кошки, но они не прячутся от холода. Виноват голод. Газеты без конца пишут о том, что кошки едят крыс и могут стать источником болезней – все бесполезно. Голодранцы намазывают на хлеб паштет из кошатины.

Париж мерзнет и голодает, зато бар работает на полную мощность. В «Ритце» каждый вечер аншлаг. Здесь в уюте