Моя Африка - Юрий Маркович Нагибин

Имущественное неравенство отцов никак не отражалось на дружбе детей. Они весело играли в разные пляжные игры: в мяч, бадминтон, «пираты-солдаты», чехарду, пятнашки, строили и штурмовали песчаные крепости, рыли каналы, плавали на надувных матрацах, лягушках, крокодилах, искали ракушки и разноцветные камешки. И все папины деньги не давали ни малейшего преимущества чинным Каливасам перед косоносым Кемалем Баласом или старшим отпрыском Сахеля. К чести родителей, они никогда не вмешивались в ребячьи дела. Впрочем, не пляжная идиллия является предметом моего рассказа, а тот роковой случай, когда сплелись деловые интересы отцов.

Начало этому сплетению было положено в старом, обветшалом, но благородном доме, где располагалось пароходство Каливаса. Преуспевающей компании, казалось бы, не пристало ютиться в подобной дыре, но Каливас и помыслить не хотел о переезде в современное здание. Он повидал свет и убедился, что старые респектабельные фирмы никогда не гонятся за внешним лоском, ютятся в дряхлых, прокопченных домах и не меняют ни швейцаров, ни мебели, ни проржавевшей, но известной всему деловому миру вывески. Легкий обман состоял в том, что дом вовсе не был наследственным владением Каливаса. Здесь и раньше помещалась небольшая, давно разорившаяся судоходная компания. Но это помнилось как-то смутно, даже вообще не помнилось, и в рассеянном сознании горожан оба дела слились в одно — стародавнее, потомственное, в высшей степени почтенное.

Так вот, в этом доме, в душном кабинете Каливаса, лишенном не только кондиционированного воздуха, но и сносной вентиляции, заставленном тяжелой пыльной мебелью, увешанном темными картинами в золоченых багетных рамах, старший инженер компании докладывал Каливасу об аварийном состоянии грузового парохода «Хаммамет».

Как и всегда, доклад главного инженера был ясен, прост и неумолимо убедителен. Сомнений не оставалось — пароход надо списывать.

— Все ясно, благодарю вас, — сказал Каливас и, приподнявшись, осторожно пожал потную руку главного инженера.

Тот опрометью кинулся из раскаленного, воняющего мышами сарая в чистый жар улицы, пронизываемый свежим током с моря.

Господин Каливас вызвал своего юриста и имел с ним пятнадцатиминутный разговор, после чего отправился на пляж, по дороге заехав за своими близнецами.

Вечером, когда спадает нестерпимый зной и вновь пробуждается деловая жизнь города, юрист пароходной компании Каливаса поднялся на двенадцатый этаж громадного дома, недавно выросшего напротив рынка. В этом ультрасовременном доме размещалось великое множество всевозможных оффисов. Здание обслуживалось бесшумными скоростными лифтами-автоматами и кондиционными установками, не работавшими в силу своей дороговизны, усугубляемой некоторым застоем в делах.

Юрист был сразу принят главой страхового общества аль-Бустани. Речь шла о страховании парохода «Хаммамет», отправляющегося с грузом в Стамбул.

— Насколько нам известно, «Хаммамет» находится в довольно скверном состоянии? — с вежливой улыбкой сказал аль-Бустани.

— Хуже некуда! — буркнул юрист.

— Виски?.. Джин?.. — спросил аль-Бустани, направляясь к холодильнику в углу просторного кабинета.

— Какой вы молодец, что держите здесь холодильник! — восхитился юрист. — Мы обречены хлестать теплое пойло. Немножко скотча и, ради бога, побольше содовой. Замучила изжога.

— Мне, например, помогает лимон, — заметил аль-Бустани.

— У вас пониженная кислотность, а у меня повышенная. Мне грозит язва, а вам рачок, — любезно пояснил юрист.

— Сумма страховки? — сухо спросил аль-Бустани, наполняя стакан.

Юрист назвал.

Большая пухлая рука аль-Бустани дрогнула, кусочек льда плюхнулся в стакан, кинув брызги.

— С вами мы идем в открытую, — сказал юрист, принимая питье. — Мы не хотим обращаться к другим, это произвело бы дурное впечатление. Как-никак мы больше двадцати лет ведем дела только с вами. И надо полагать, к обоюдной выгоде.

Да, подумал аль-Бустани, вы играете в открытую, даже чересчур. Вы нисколько не стесняетесь меня, ибо слишком хорошо знаете, что я не посмею отказаться. А почему, собственно, не посмею? Возьму и откажусь!.. Да, на ваших клиентов произведет крайне дурное впечатление, когда они узнают подоплеку моего отказа. А в глазах моих клиентов я только выиграю. Но не будет ли выигрыш мнимым? Я двадцать лет сотрудничаю с Каливасом и заработал немало денег. Пусть у него сейчас дела дали трещину, коль он пошел на такую авантюру, все же Каливас остается самым главным морским извозчиком в стране, и потерять его слишком убыточно. Я не имею на это права. Никакая моральная выгода не возместит мне утрату такого клиента. Да и моральная выгода тоже весьма сомнительна. Рано или поздно любое пароходство прибегает к подобному трюку, и, если обнаружится мое чистоплюйство, едва ли оно придется по душе судоходным боссам. Кто из них не знает, что я никогда не остаюсь в накладе, ибо при малейшем сомнении перестраховываюсь у мелюзги. Если говорить серьезно, то у меня есть лишь один истинный моральный долг — перед моими девочками, милыми голубками, такими славными и незащищенными в этом волчьем мире. Единственная их защита — деньги, которые я им оставлю, а чистоплюйство пусть украшает тех, у кого сердце не обременено любовью и смертным страхом за любимых.

Тут он вспомнил о Каливасе. Конечно, можно списать корабль, но ведь, это убыточно, а Каливас — сумасшедший отец. Почему он должен ущемлять интересы своих чудесных близнецов? Кто из судовладельцев поступает иначе? Удивительно, что Каливас держался так долго.

— Хорошо, — медленно проговорил аль-Бустани, — приступим к делу…

…Капитан Балас впервые в жизни переступил порог судоходства Каливаса. Почтенная, респектабельная компания еще ни разу не прибегала к его услугам. Конечно, он не был баловнем судьбы. Ему дьявольски не повезло с самого появления в Сусе: в первом же рейсе он посадил на камни и пустил ко дну грузо-пассажирский пароход «Акбар». Он и сам не мог взять в толк, как это случилось. Виноват был лоцман. Необъяснимым казался грубый просчет старого, опытнейшего моряка. Быть может, лоцман действовал по уговору?.. После этого капитан Балас долго не мог найти работу и совсем обнищал, а когда его вновь пригласили, разговор пошел впрямую: надо ликвидировать старую, отслужившую свой век калошу. Он блестяще справился с заданием, следственная комиссия целый год билась, пытаясь доказать преднамеренность катастрофы, и отступила ни с чем. Компания положила в карман громадную страховку, и ему отвалился немалый куш. С тех пор его амплуа было раз и навсегда установлено. Его вызывали в Грецию, на Кипр и даже в родную Турцию, не оценившую прежде способностей молодого, исполненного отваги и рвения капитана. Но с некоторых пор дела Баласа пошли под гору. Возрастающая из года в год аморальность его коллег сбивала пены. Инфляция совести грозила поставить под угрозу весь бизнес. Было время, когда на него пальцем