Моя Африка - Юрий Маркович Нагибин

показывали как на некое чудовище, а ныне он стал вполне банальной фигурой — один из многих, и судоходные компании беспардонно пользовались конкуренцией на морском разбойничьем рынке. И потому, выйдя после короткого делового разговора из дверей судоходства Каливаса и с шумом выдувая из легких затхлый воздух, капитан Балас отправился прямым рейсом в «Лотос», портовый кабачок, и спросил себе двойную порцию яблочной водки.

В обычные дни он не позволял себе ни капли спиртного. Пить могли сколько влезет те благополучные, заплывшие жиром самодовольные капитаны, что бороздили моря ради простого и незамысловатого дела доставить груз к месту назначения. Этим чего не пить! У них отличные, вышколенные помощники, проверенная, трезвая команда, к их услугам лучшие лоцманы. А попробуй во главе деклассированной банды списанных с других кораблей за пьянство, драки, воровство и неподчинение подонков, со старпомом-наркоманом, вторым помощником — головорезом и третьим — уголовником произвести сложный и тонкий маневр потопления парохода, да так, чтобы комар носа не подточил, чтобы ищейки и законники-крючкотворы не могли обнаружить никакой слабины! Для этого нужны ясное сознание, твердая рука, решительное сердце, способность к молниеносному расчету и железная выдержка. Словом, нужны качества космонавта, и тут нельзя позволять себе никаких излишеств. Но сегодня он дьявольски раздражен. Пять тысяч долларов дали ему эти подлецы. Пять жалких тысяч за такой корабль! Акулы! Правы красные — это истинно акулы капитализма!

Капитану Баласу хотелось на баррикады, в бой, в последний смертный бой с беспощадными, циничными, не ведающими ни стыда, ни совести хозяевами мира! Ах, как хорошо, как сладко было бы плюнуть в холодную, с приоткрытым от затрудненного дыхания ртом постную рожу директора судоходства! За кого ты меня принимаешь, падаль? Честному, просоленному морем капитану ты, гадина, предлагаешь такую гнусную сделку? И в морду, в дряблый подбородок, в слабую челюсть, в вонючий рот, по зубам, по зубам!.. Но нельзя, ах, господи, нельзя!.. Дома ждет сынишка, бедный росточек, который так легко затоптать, если ослабнет бдительность отца. Сыночек, сиротинка, так и не узнавший тепла материнских рук, не попивший молока из груди матери, оплатившей жизнью его рождение. За этого мальчика капитан Балас готов был потопить не только грязную посудину «Хаммамет», но и все корабли мира.

— Еще двойной кальвадос! — отрывисто бросил он бармену…

…Аль-Бустани садился в машину, когда к дверям подъехал черный «мерседес» с вишневым нутром, из него выскочил изысканный Костич с цветком в петлице. Красивое, гладкое лицо хранило обычное ласковое, будто внимающее каким-то райским звукам выражение, но смуглоту щек словно пеплом пробило бледностью.

— Господин аль-Бустани? — сильным гортанным голосом произнес Костич. — Прошу извинить, что явился в неурочное время. Лишь крайняя необходимость…

— Мое время принадлежит вам, — с любезной поспешностью перебил аль-Бустани, сопровождая свои слова приглашающим жестом.

Как уже говорилось, связанные деловыми отношениями много лет, они не были знакомы и никогда не встречались в рабочей обстановке. Костич был слишком крупным торговцем, чтобы самому заниматься страховкой. Этим ведал его племянник, курчавый красавец с большими воловьими глазами. Но сегодня, видимо, был особенный случай.

— Как ваша очаровательная четверка? — с милой улыбкой спросил аль-Бустани, провожая гостя в кабинет.

— Хвала богу, все здоровы, все веселы! И надеюсь, всегда будут веселы! — На миг из бархатистых глаз Костича глянул тот молодой горец, что бежал из дома, дабы не зарезать обидчиков.

Подвигая клиенту пепельницу, усаживаясь в кресло, аль-Бустани с удивлением думал, как поразительно поставлена в верхах делового мира служба информации. С какой быстротой успели предупредить Костича о нечистых замыслах Каливаса! За исключением какой-то мелочишки, корабль был зафрахтован торговым домом «Костич и К0». И как странно, что эта информация не просачивается в нижние слои делового мира. Видимо, тут действует инстинкт самосохранения, какая-то бессознательная взаимная порука. И мелкая сошка, у которой он уже перестраховал обреченный пароход «Хаммамет», а завтра перестрахует грузы Костича, ни сном ни духом не будет знать об авантюре Каливаса вплоть до самой катастрофы. И он пожалел этих бедных людей, страхующих подержанные машины, набитые рухлядью квартиренки и ничего не стоящие жизни обывателей, но упорно пытающихся «перейти в другой вес», присосаться крошечными жадными ротиками к крупному бизнесу, как уклейка к днищу корабля. Ну и пусть несут последствия своих претензий не по чину. Видно, они для того и существуют, чтобы настоящие люди дела стояли несокрушимо у руля жизни…

…Что-то произошло в таинственной пучине — мелкая прибрежная вода кишела медузами. Никогда еще дети не видели возле пляжа столько медуз. Море было щедрым лишь на лепешки мазута, намертво приклеивающегося к пяткам. Радужные зонты, извлеченные из воды, становились некрасивыми мутными комочками студня, но дети не могли поверить, что это неизбежно.

Им казалось, будь они осторожнее, бережнее, и медузы сохранят переливы своих нежных красок. И они все нежнее подводили ладони под переливчатое чудо и вынимали бесцветную слизь.

— Если б Кемаль был здесь! — со вздохом произнес один из близнецов.

— Если б был!.. — как эхо, отозвался другой. — Он бы что-нибудь изобрел!..

И все дети с грустью подумали о своем косоносом, угрюмом приятеле, вот уже четвертый день не появлявшемся на пляже.

Маленький Кемаль сидел дома под надзором соседки. Ему даже за ворота не разрешалось выходить, не то что на море. Отец люто боялся за него и, отлучаясь из дому, подвергал домашнему аресту. Сейчас капитан находился в плавании, и до его возвращения Кемалю придется довольствоваться обществом кривой сварливой соседки и ее, тоже кривого, злобного петуха и больших прилипчивых летних мух. Он каждый день молил бога, чтобы отец скорее вернулся.

И когда ждать уже не стало сил, отец вернулся, злой как черт. Он клюнул Кемаля в черную теплую голову, совсем как кривой петух, переоделся в легкую чесучу и сразу ушел в город. Вернулся поздно и вопреки обыкновению не пощекотал усами притворяющегося спящим сына. Так было всегда, когда от него пахло яблочной водкой.

Вечером в приморском казино, у синего сукна рулетки, случайно сошлись Каливас, аль-Бустани и Костич. Страховщик и торговец обменялись понимающим рукопожатием, затем легким поклоном и смещением зрачков выразили свое сочувствие судовладельцу, потерявшему у берегов Греции один из самых больших своих пароходов. Предварительное следствие приписывало катастрофу несчастному случаю. Каливас на миг прикрыл глаза коричневыми веками. Выразив столь сдержанно, мужественно свою скорбь и покорность судьбе, он поставил горку фишек на зеро. Он играл крайне редко, лишь когда его резко выбивало из колеи, и всегда ставил только на зеро — четыре, пять раз подряд. Он ни разу не выиграл, но не слишком огорчался, и вовсе