Арнольд Дейч. Вербовщик Божьей милостью - Александр Юльевич Бондаренко

«В Англии открывалась новая страница оперативной деятельности Орлова (до последнего времени неизвестной), которая, как показывают архивные документы НКВД, ознаменовала вершину успеха его работы в советской разведке»[177].

Глава 8

Пока «созревала» «пятёрка»

Как говорится, русский человек задним умом крепок. То есть, по прошествии определённого периода времени, мы уже прекрасно знаем, как и что следовало сделать тогда, в прошлом, теперь мы можем совершенно правильно расставить все акценты, точно определить историческую ценность каждого человека и явления.

К примеру, вот официальная современная оценка того самого «Сынка»: «Ким Филби стал легендарной личностью. Его имя прочно вошло в историю ХХ столетия, как “суперагента” советской внешней разведки, сыгравшего исключительную роль в борьбе разведок великих держав в критические моменты истории – и в предвоенные годы, когда решался вопрос, быть или не быть новой мировой войне, и в годы войны, когда усилия всех прогрессивных и демократических сил мира были сконцентрированы на борьбе с фашизмом, и, наконец, в годы холодной войны, когда мир снова оказался перед угрозой ещё более страшной, ядерной катастрофы»[178].

Очень точная, прямо-таки чеканная характеристика – ни отнять ни прибавить. Но таковым Филби, как уже сказано, вошёл в историю. А тогда, в 1934-м, он был не более чем молодой человек, подававший надежды. Пусть и немалые, однако не более того. Арнольд Дейч писал о нём в известном нам меморандуме «Начало работы…»:

С мая 1934 года до начала 1937 года он пытался устроиться на такую работу, где он мог бы быть нам полезен. Так, например, он работал в качестве редактора одного политического журнала, а затем – в качестве главного редактора одного журнала, который подготавливался к изданию в Англии германским министерством пропаганды, но который всё же не был издан из-за денежных соображений. Он стал потом сотрудником известного немецкого фашистского журнала “Геополитик”, который издаётся теоретиком германской экспансии генералом Хаусхофером…

«Кембриджские друзья Филби пришли в ужас, узнав, что он, с их точки зрения, стал поклонником Гитлера. Его объяснение, что он редактирует пронацистский журнал лишь ради денег, звучало неубедительным оправданием такой смены политических привязанностей. Но подобный скептицизм лишь упрочивал прикрытие, которое Филби создавал, чтобы хранить в тайне свои услуги Москве»[179].

В ужас пришли не только кембриджские друзья Филби – что интересно, до недавнего времени мало где упоминался тот факт, что Ким по молодости работал в фашистском журнале. То ли кому-то казалось, что это может «снизить» его образ как борца с нацизмом, то ли что чего…

Между тем профессор и генерал-майор Карл Хаусхофер (1869–1946) был личностью далеко не однозначной. В своё время его студент Рудольф Гесс, а также друг Гесса Адольф Гитлер были для него «молодыми орлами», которым, заключённым в тюрьму после «Пивного путча», он читал в камере лекции по геополитике. Идеи Хаусхофера о «жизненном пространстве» нашли своё отражение в пресловутой книге фюрера «Майн кампф», он выступал консультантом при заключении Антикоминтерновского пакта в 1936 году, в 1934–1937 годах возглавлял Академию научных исследований и сохранения самобытных черт немецкой нации, а затем, до 1941 года, – Народный союз немцев за рубежом… Казалось бы, достойная, по меркам Третьего рейха, биография, однако в нацистскую партию профессор так и не вступил, с Адольфом Гитлером близок не был и считал оного «неотёсанным плебеем»; после полёта Гесса в Англию Хаусхофер оказался, как сказано в известном фильме, «под колпаком у Мюллера[180]» – то есть под наблюдением гестапо, а в самом конце войны вообще провёл месяц в концлагере Дахау…

Но всё это будет потом, а пока Карл Хаусхофер считался очень уважаемым и влиятельным человеком, и то, что Филби являлся сотрудником его журнала, поспособствует его авторитету в определённых кругах…

И вдруг возникает понимание: фактически в то время, когда Арнольд Дейч работал на Острове, Ким Филби был ещё «не при делах», однако «Стефан» очень в него поверил. Вот как об этом впоследствии вспоминал и сам легендарный советский разведчик:

И последнее, что мне хотелось бы отметить: долготерпение Арнольда.

Я уже говорил, что в момент вербовки был безработным. В том же 1934 году материальная нужда подтолкнула меня к тому, чтобы устроиться на работу в совсем незаметный ежемесячный журнал. В течение двух лет результатов от моей, с позволения сказать, «разведработы» не было никаких. Поэтому можно было бы понять моего советского друга, если бы он стал думать, что неплохо было бы вернуть меня в компартию. Но он подобных мыслей не высказывал. А упорно продолжал строить различные планы и проекты на будущее, правда, все они упирались в тупик. С глубокой грустью я думаю о том, что, когда во многом благодаря его усилиям я впервые прорвался в ряды британского истэблишмента, получив назначение в качестве корреспондента «Таймс» во франкистскую Испанию, повторяю: в этот момент он исчез из моей жизни. И урожай, посеянный и взращённый им, был собран другими. Но я надеюсь, что добрая память о нём не умрёт…[181]

Заметим, что добрая память – это одно, а вот память о конкретных событиях – совершенно иное, и тут вспоминается ироничная пословица, бытующая среди оперсостава: «Лучше тупой карандаш, чем острая память». И вот наглядный тому пример: известный нам Юрий Модин, работавший с членами «Кембриджской пятёрки» в послевоенное время, уверенно написал в своей книге с чьих-то слов: «Ким приступил к выполнению своего первого задания: завербовать одного-двух агентов, чтобы создать первичное звено. В мае он побывал в Кембридже. Встретив там Гая Бёрджеса, Ким рассказал ему о зимних событиях в Вене и своём участии в них. В конце концов он убедил Бёрджеса вступить в свою группу»[182].

Между тем, всё в том же меморандуме указывается: «“Сынок” устроил знакомство с “Вайзе”», и говорится, что произошло это знакомство в сентябре 1934 года. Под псевдонимом «Вайзе», как известно, значился Дональд Маклейн. Далее в том же документе Арнольд Дейч пишет: «Другом “Вайзе” был “Медхен”. По нашему указанию он с ним говорил о работе, и “Медхен” впервые познакомился со мной в октябре или ноябре 1934 года». «Медхен», как мы помним, это Гай Бёрджес. То есть получается, что Филби завербовал не Бёрджеса, а Маклейна. Так как об этом написал сам «Стефан», то даже и не возникает вопроса, кому в данном случае следует верить. В принципе эта вербовка и есть то немногое конкретное, что сделал тогда Филби. «Вербовкой Гая Бёрджеса в конце 1934-го (или в