Дресс-коды. 700 лет модной истории в деталях - Ричард Томпсон Форд

Реформа в пользу рационального платья была непродуманной и для мужчин, и для женщин, но совершенно по разным причинам. Реформа мужского платья была попросту излишней: великое мужское отречение уже реформировало мужскую одежду примерно за столетие до начала движения за ее реформу. Мужская одежда определенно все еще была скорее некомфортной, чем необходимой, но комфорт никогда не был целью. С другой стороны, реформа женской одежды была необходима, но направление было выбрано неверно.

Реформаторы сосредоточились на дискомфорте и непрактичности женских нарядов, тогда как эти характеристики, хоть и существовали в реальности, но были единственными признаками гендерной сегрегации символического значения в платье. Великое мужское отречение не реформировало мужскую одежду только ради того, чтобы сделать ее более комфортной.

Оно превратило мужскую одежду в новый, более тонкий символ статуса – символ политических и гражданских добродетелей нового рода. Даже самые изысканные женские наряды не могли соперничать с мужскими костюмами в этом аспекте. Такого не было до великого мужского отречения, когда одежду для мужчин и женщин создавали и шили одни и те же мастера с использованием похожих стилей, материалов и техник, и каждый костюм во многих отношениях был вариацией одной и той же темы.

Даже в абсолютно патриархальном обществе королева Елизавета I могла продемонстрировать свой статус с помощью роскошных одеяний, используя, по сути, тот же вестиментарный язык, что и властители-мужчины той эпохи. Великое отречение создало новый, исключительно мужской язык символов, который стал вестиментарным лингва франка.

Это гендерное разделение символов в большей степени, чем любые объективные проявления дискомфорта в женской одежде, было и остается самой подходящей целью реформы одежды.

XIX век принес бо́льшее вестиментарное равенство мужчинам, но не женщинам, поэтому разрыв между полами стал больше. Это столетие, несмотря на расцвет эгалитарного идеализма, было, по крайней мере в некоторых отношениях, эрой регресса в равенстве полов. Усилилась одержимость идеализированной женской добродетелью, эмблемой которой стал, как называли его историки-феминистки Викторианской эпохи, Культ Чистой Женственности. Потребовалось новое поколение, чтобы продолжить работу Амелии Блумер, леди Харбертон и Элизабет Кэди Стэнтон, но теперь самые убедительные аргументы в пользу реформы появились не в политических памфлетах, а в модных журналах.

Глава 9

Феминизм флэпперов

О скандальных платьях с заниженной талией, коротких стрижках, губах «лук купидона», лодочках на плоской подошве для танцев, бакелитовых серьгах и бюстгальтере Symington Side Lacer

В 1920 ГОДУ В ГАЗЕТЕ SATURDAY EVENING POST опубликовали короткий рассказ Скотта Фицджеральда под названием «Бернис коротко стрижется»[249]. Главная героиня – молодая девушка, которую светская соперница убедила коротко остричь ее прекрасные длинные волосы. Опрометчивое решение последовать коварному совету разрушает светскую жизнь героини, в семье разгорается скандал. Заканчивается рассказ-предупреждение тем, что Бернис сумела красиво отомстить: она отрезает волосы соперницы, пока та спит, и, «размахивая косами, словно кусками веревки», бросает их на порог бойфренду заклятой подруги.

Принимая во внимание опыт Бернис, ему явно предстоит вскоре стать бывшим бойфрендом. Урок: унижение и социальный остракизм ожидают любую молодую женщину, настолько безрассудную, что она решилась флиртовать с радикальными модными трендами.

* * *

Движение за реформу одежды в XIX веке потерпело крах. Но тем не менее женское платье все-таки было реформировано, хотя и в соответствии с логикой моды, а не с логикой феминистской теории. Примерно через пятьдесят лет после того, как Амелия Блумер отказалась от придуманных ею женских брюк ради кринолина, новое поколение увлеченных модой феминисток навсегда изменило женскую одежду.

Женщины начала XX века оделись в легкую облегающую одежду – цельные купальные костюмы, короткую, удобную спортивную одежду и подчеркивавшие фигуру мини-платья с бахромой. Это женское отречение произошло через 150 лет после того, как мужчины отказались от дорогой и неуклюжей одежды в пользу облегающих, функциональных костюмов с легкой конструкцией.

Как и мужчины в конце XVIII века, женщины в начале века XX приняли молодежный, спортивный силуэт. Идеал женской фигуры Викторианской и Эдвардианской эпох отличался ярко выраженными зрелыми формами. Декольте являлось центром эротического интереса, ноги прятались под слоями ткани, а силуэт «песочные часы» создавался с помощью обязательного туго зашнурованного корсета на китовом усе.

В XX веке идеал стал юным и стройным. Женщины наконец избавились от корсета. Ноги, освобожденные от кокона из тюля и тафты, заменили грудь в роли эротического центра притяжения. Тяжелые прически из высоко зачесанных волос матрон золотого века уступили место коротко стриженным и гладким волосам. Приличествующие леди туфли на высоких каблуках выбросили, чтобы надеть лодочки на плоской подошве для танцев.

Женщиной, которая смогла изменить гендерные дресс-коды там, где потерпели неудачу реформаторы, предложившие рациональное платье, стала сексапильная девушка-флэппер эпохи джаза. При слове «флэппер» вы, вероятно, представите себе беззаботную молодую женщину, очарованную самыми последними трендами в музыке, спорте, искусстве и моде. Она ездит по городу без сопровождения в открытом автомобиле, танцует до утра под горячие ритмы джаза, подстегиваемая коктейлями из подпольных баров и контрабандным табаком. Героиня Фицджеральда, избалованная, бессердечная Дейзи Бьюкенен – вот литературный архетип этого типажа.

Но в реальности флэпперы были куда более интересными и содержательными, чем объект трагической одержимости Джея Гэтсби. Прежде всего, внешний вид девушки-флэппера был открытым вызовом традиционным гендерным идеалам. Платья-футляры подчеркивали фигуру в той же мере, что и мужские костюмы, сшитые по фигуре.

Впервые женская одежда облегала тело. У флэпперов был угловатый, спортивный, мальчишеский облик – заимствование из эстетики высокого модернизма, где декоративные детали отвергались ради чистоты формы. Такая новация пришла в мужскую одежду с великим мужским отречением, то есть больше чем на сто лет раньше. В этом смысле флэпперы, как все женщины, одевающиеся в андрогинном стиле со времен Жанны д’Арк, потребовали себе мужскую прерогативу, приняв мужской вестиментарный символизм.

Холостячки отказались от пышных юбок и высоких причесок в пользу облегающей одежды и очень коротких стрижек

Это предполагало сексуальное освобождение, возбуждающее, как и любая мужская одежда, которую женщины надевали с конца Средневековья. Флэпперы усилили диссонанс в гендерном символизме, отрезав волосы на мальчишеский манер. И они подчеркнули сексуальную провокацию, показав руки и, что еще скандальнее, ноги, которые с древних времен скрывались под слоями ткани.

Действительно, табу на одежду, показывающую женские ноги, было настолько полным, что женщины, носившие свободные брюки, стали популярным сексуальным фетишем, известным как «бифуркация». В 1903 году мужской журнал Vanity Fair (никакой связи с современным журналом с таким же названием) выпустил специальный номер, озаглавленный «Разделенные надвое девушки», в котором поместили фото молодых женщин, одетых в брюки и позировавших в провокационных позах. Как пишет Дайан Хансен, редактор журнала и автор книги «История мужских журналов» (History of Men’s Magazines), «наибольшее возбуждение вызывала… бифуркация, то есть “разделение надвое”, [термин], который относился к контурам женских ног, одетых в мужские брюки»[250].

Многие флэпперы сильно красились. Такой макияж раньше был уделом проституток, платных партнерш в танцзалах и актрис с сомнительной репутацией. Это был отказ от простодушной девической невинности Эдвардианской эпохи. Лицо превращалось в холст для современного искусства.

Инновационные технологии совершили революцию в косметическом бизнесе, сделав более доступной новую моду на декоративную косметику. Румяна, которые можно было носить с собой, и губная помада в маленьких тюбиках заменили отдельные кисточки и баночки с краской. Новую компактную пудру для лица тоже можно было носить в сумочке.

В 1926 году, когда образ девушки-флэппера уже стал популярным трендом, косметический магнат Хелена Рубинштейн предложила покупательницам «Лук купидона», «губную помаду, которая сама принимает форму лука купидона, когда вы ее наносите». Подводка для глаз, тушь для ресниц и лак для ногтей стали мейнстримом в эпоху джаза[251].

Эта трансформация в женской моде была практически такой же драматичной, каким было для мужчин великое мужское отречение. До определенной степени мотивом для нее служили те же желания и идеалы, а именно создание костюма для эмансипированного и просвещенного индивида.