Полководец, Суворову равный, или Минский корсиканец Михаил Скобелев - Андрей Борисович Шолохов

калужцы не остановились. Они скатились за третий гребень и кучками по пятнадцати-двадцати человек неслись уже к окутанным пороховым дымом редутам, встречавших их губительным огнем. Напрасно Скобелев слал офицеров с приказанием возвратиться назад – остановить разгоряченных солдат было невозможно.

– Наши впереди, и мы туда же, – отвечали герои, случайно услыхавшие приказание.

Большинство даже не слышало его совсем. Казалось, ничто не могло остановить теперь калужцев. Их громили пушки с обоих редутов – с Кришина, с Омар-бей-табия, но они под этим перекрестным огнем ворвались в окружавшие редуты ложементы и застряли там. С трех сторон на них лилась – уже не град – сплошная река картечи. Смельчаки гибли и все-таки не уходили. Слева от Кришина на них налетели черкесы, и правофланговые все были изрублены. Справа Осман-паша выпускал табор за табором, дабы охватить живым кольцом этих героев-победителей. Только теперь, когда обстановка в ложементах и нападение черкесов охладило несколько боевой пыл уцелевших калужцев, они поняли, в какое страшное положение завлек их порыв.

Они оставили взятые ложементы и, преследуемые со всех сторон турками, начали отходить обратно. Рой пуль несся им вслед. Сзади наседали ожесточившиеся турки. С флангов то и дело наскакивали с диким гиканьем черкесы. Остатки смельчаков должны были с криком «ура» кидаться в штыки, чтобы отбрасывать беспощадных врагов. Иногда они останавливались, чтобы дать залп. Бой, начавшийся в четыре часа пополудни, занял все время до сумерек, и отходить калужцам пришлось уже в наступавшей предвечерней мгле. Они были уже в лощине перед третьим гребнем, когда слева перед ними вдруг обозначилась темная живая масса. Отступавшие приостановились, вскинули ружья, чтобы залпом ударить в наступавших.

– Не стрелять, свои! – раздался голос.

Калужцы опустили ружья, но в этот же момент по ним так и брызнул град пуль, и вслед за залпом раздалось радостное «алла» турок. Неприятели обманули отступавших смельчаков и подобрались к ним почти вплотную. Гибель уцелевших воинов полка была бы неизбежной, но, когда они уже готовились к последнему рукопашному бою, в темноте загремело совсем близко «ура». Это Скобелев выслал резервный калужский батальон спасать героев. Турки жестоко поплатились за свое вероломство. Подоспевший батальон всей мощью обрушился на них, а вызванные на гребень эстляндцы отбросили огнем преследовавших со стороны Плевны турок…

На третьем гребне удержаться оказалось невозможно. Зато на втором зеленогорцы успели утвердиться. Цель боя была достигнута, и за свое увлечение – изумительно-геройское, но безрассудное! – Калужский полк поплатился жестоко.

В этот день Зеленые горы обошлись России в 900 человек. Усталые до последней степени, голодные, потрясенные всем происшедшим брели, как попало оставшиеся в живых калужцы, не думая даже о равнении, о поддержании строевого порядка.

– Стой, ребята! – раздался около них молодой, звучный голос.

Солдаты остановились. Они и не заметили, как рядом очутился капитан А. Н. Куропаткин.

Он весело, даже шутливо заговорил с солдатами, ободрил их ласковыми словами, потом заставил построиться и сам повел к бивуаку.

– А пожалуй, ребята, и песню запоем? – как бы невзначай сказал Куропаткин ближайшему из солдат. – Не любит генерал, если молодцы без песен идут.

– Отчего не запеть? Запоем! – отвечал калужец, и над полем битвы полилась, смешиваясь с треском затихавшей перестрелки, удалая русская песня.

Так с песнями возвратился из-под самой Плевны растерзанный турецкими пулями славный Калужский полк[69].

В Плевне еще не смолкла стрельба. Со всех сторон оттуда доносились одиночные и залповые выстрелы. На Зеленых горах по всем направлениям шныряли казаки, подбирая раненых. Скобелев, Имеретинский и Паренсов в тесной болгарской избушке в Брестовце обсуждали события минувшего дня, составляли планы на будущее.

Завтра предстояло пойти на решительный приступ грозного оплота турецкой силы – Плевны.

7

Вероятно, за всю жизнь у Скобелева не было более яркого и патетического момента, чем атака Плевненских редутов в предпоследний день августа, и сейчас нельзя читать без волнения воспоминания очевидцев, полные высокого трагизма и внутренней силы. И чем короче описание этого боя, чем оно суше, тем сильнее выступает все напряжение подвига военачальника. «Я был до 30 августа молодым, а после 30 августа сделался стариком», – говорил Скобелев[70].

Время штурма выбрали неудачно. Всю ночь на 30-е августа (11 сентября) шел ливень. Он сменился моросящим дождем. Почва размокла. Видимость была плохой. Штурм следовало отложить. Но это был день царских именин, и никто не осмелился сделать такое предложение.

В 6 часов 30-го началась бомбардировка Плевны. Густой туман застилал поле сражения и мешал ведению огня. Хорошо составленный план использования артиллерии в полной мере осуществить не удалось.

Штурм назначили на 15 часов намеренно: «легче будет удержать за собою занятые позиции, когда смеркнется», но совершенно забыли, что темнота может обратиться и против атакующих, это и случилось. Живая связь через ординарцев сделалась чрезвычайно затруднительной. Скобелев готовился к бою, как к судному дню: оделся в чистое. По его собственному признанию, он всегда думал, что теперь идет к смерти и что «на этот раз дело кончится худо». И если в бою он выказывал чудеса храбрости, то у него это было не слепое увлечение, а точный и тонкий расчет.

На правом фланге в 15 часов румынские войска пошли в атаку на два Гривицких редута, отстоявшие один от другого на 400 м. Неся большие потери от огня противника, румыны трижды атаковали укрепления, но успеха не имели. На помощь им пришла 1-я бригада 5-й пехотной дивизии под командованием генерал-лейтенанта М. В. Родионова. Воодушевленные присутствием русских войск, румынские солдаты и в четвертый раз бросились на штурм турецких редутов. Совместными действиями был занят Гривицкий редут № 1 – важный опорный пункт врага[71].

Попытка турок отбить редут была сорвана. Но союзные войска не развили успеха. Это позволило туркам принять меры к усилению обороны на этом направлении. «Гривицкий редут оставался за нами, – писал Д. А. Милютин, – но турки успели возвести против него новые укрепления, тогда как наши, засев в редут, во весь день ничего не сделали, чтобы прочно в нем утвердиться, и даже не ввезли в него артиллерию»[72].

Русские солдаты не раз спасали своих союзников. После неудачной атаки румынскими войсками Гривицкого редута № 2 во рву остались раненые румынские солдаты. Их стоны были услышаны русскими солдатами, занимавшими Гривицкий редут № 1. Унтер-офицер Ефрем Налетов, Кирилл Анисимов, ефрейтор Степан Муратов и рядовые Алексей Осетров и Яков Григоренко под сильным огнем противника подползли к турецкому редуту и вынесли раненых румын.

На центральном участке из-за недоразумения атака началась не в 15 часов, как определяла диспозиция, а около полудня. Наступавших встретили сильным огнем