Альманах «Российский колокол». Спецвыпуск. Премия имени Н.С. Лескова. 190 лет со дня рождения. Часть 2 - Альманах Российский колокол

свой новенький «опель» подремонтировать после русских дорог в гараж местного гарнизона – и тут такой неожиданный финал! Причём рвануло, как скоро выяснили сами эксперты абвера, направленно и конкретно. Армейские грузовики и самоходки, стоявшие рядом, лишь покалечило взрывной волной и случайными кусками железа, но мина была заложена непосредственно под капот майорской машины.

«Вот ведь как бывает, – думал Егорыч, вместе со всеми выезжая на очередную облаву и делая при этом сосредоточенное выражение лица. – Я давал мину нашему проверенному автомеханику в гараж и считал, что поступаю очень тонко. Сценарий задумывался следующий. Через взрыв машины напугать Шприха и затормозить работы по формированию диверсионной группы из советских военнопленных.

Майор будет думать, что на него готовится покушение, все силы бросит на обеспечение собственной безопасности и волей-неволей ослабит другие направления. Будет ужесточать требования к охране под версию готовящегося на него покушения, чтобы наделать ошибок там, где не ждёт.

И вот получается, что внешне безупречно задуманная операция с машиной Шприха помешала увидеть генерала Власова и потом убить. Одна возможность заслонила собой новые возможности. Одна дорожка перечеркнула все остальные, чуть только по ней начали идти».

Оказавшись перед сегодняшним мучительным выбором, Егорыч очень жалел, что рядом нет Ковалёва. Он бы понял, нашёл правильные слова да просто выслушал бы. А вместо этого Егорычу приходится часами проводить тупые допросы персонала гаража и всех подозрительных, приставая к ним с вопросами: «Где вы были в такое-то время?» и «Что вы делали тогда-то и тогда-то?».

Главное – не слишком торопиться, чтобы под расстрел подвести людей по приказу товарища Мирона, чтобы подозрения немцев бросить на их верных сторонников. И если уж быть расстрелам, то пусть гибнут полицаи, враги, нужно только правильно собирать показания и правильно всё докладывать немцам.

Например, советский главный механик гаража, связной и хороший приятель, по совету Егорыча ушёл к партизанам. Значит, нужно к этой недоступной для немцев фигуре привязать как можно больше связей с выбранными для компромата людьми. Того же Лепёшкина взять. В гараже он бывал? Бывал. Самогонку с механиком пил? Пил. Вот и пишем в показаниях, что Лепёшкин неоднократно имел неформальные беседы с неблагонадёжным механиком Панкратьевым, а иногда они общались с ним с глазу на глаз.

– Лепёшкин приходил к Панкратьеву? – терзает Егорыч какого-нибудь второстепенного перепуганного уборщика в своей комнатушке в А-317.

– Вроде бы видел его несколько раз в гараже, – неуверенно лепечет тот, воображая, что теперь свободы он никогда не увидит и из подвалов гестапо не вылезет.

– Несколько раз – это в том числе 27 апреля? – подсказывает Егорыч, поскольку лучше перепуганного понимает, что именно ему необходимо написать в отчёте для руководства. – Лепёшкин пришёл после обеда и провёл в бытовке механика почти два часа? Так?

– Я не считал время.

– А вот хамить мне не надо. Я задаю простые вопросы, а ты на них просто отвечаешь. Ты работал в это время, 27 апреля, находился в гараже?

– Да.

– Никуда не отлучался и не получал задания руководства на работу вне гаража?

– Нет.

– Твоё рабочее место находится в зоне видимости входа в бытовку механика?

– Да. '

– Значит, ты видел Лепёшкина, входящего в бытовку Панкратьева в 14:20?

– Да.

– И вышел Лепёшкин от механика не раньше, чем… – Егорыч вспоминает: полицай вернулся в контору к 17 часам, чистое время на дорогу – минут сорок, значит, он должен был уйти из гаража в районе 16:00, – в 16 часов? Так?

– Да. '

– Они находились там всё это время одни, не выходили и никто к ним не входил?

– Да.

– Была ли встреча 27 апреля единичной или же Лепёшкин приходил к Панкратьеву и в другие дни?

– Да.

И так очень долго, дотошно, пережёвывая каждую детальку. И пускай подросток-уборщик ничегошеньки не видел и не знает. Пускай всем этим показаниям грош цена. Главное – напустить побольше туману, чтобы сомнения зародились. Недоверие ведь не всегда рационально, часто не доверяют просто из-за того, что не хотят доверять, не могут доверять. «А я, – думал Егорыч, – уж постараюсь, чтобы Лепёшкину немцы старались доверять как можно реже».

Только вот о Власове, о неудавшейся поездке в Псков он всё равно продолжал жалеть. Особенно когда генерал и в самом деле обозначился как первый среди советских пособников Гитлера, а его РОА (Русская освободительная армия) окончательно взяла верховенство среди многочисленных похожих образований.

А ведь по-другому всё могло бы быть, размышлял Егорыч, если бы на базарной площади Пскова, напротив трибуны с Власовым у церкви Михаила Архангела, стоял он. И надо же было ему именно тогда затеять историю с легковушкой майора!

Стрелочник без вины

Ещё за несколько мгновений до того, как он проснётся, Андрей знал, что это случится именно сегодня. Пусть это будет глупо, демонстративно, пусть кто-то скажет, что он бы всё сделал по-другому, но Андрей знал: время пришло.

Фронт приближался всё ближе и ближе к Пустошке, маленькому одноэтажному городку с железнодорожной станцией, парой лесопилок и множеством фруктовых садов, от которых весной вся округа благоухала розовым ароматом. Никто не знал, когда в Пустошку войдёт Красная армия, но счёт уже определённо шёл на дни. Эхо от разрывов снарядов и бомб во фронтовой полосе слышалось всё отчётливее и воспринималось впервые за долгие годы как сладкая и очень красивая музыка.

Андрей Семёнович Портновский работал стрелочником и жил совсем рядом с дорогой, в простом рубленом домике с парой грядок картошки прямо возле железнодорожных путей. В одну сторону от его дома вдаль уходили ряды рельс, горы щебня и ворох старых шпал, густо пахнущих креозотом, а в другую уже начинался пригород, стоило только перейти пустырь и по тропинке возле забора соседей оказаться на узенькой грунтовой дорожке с колодцем-журавлём и неизменной лужей посередине.

Лужа эта высыхала только в самую отчаянную сушь. Сейчас дело двигалось к зиме, поэтому лужа с ночи затягивалась прозрачной плёнкой льда. В ней, словно причудливые птицы или цветы, мерцали жёлто-коричневые листья клёна, упавшие в воду с вечера и не успевшие сразу намокнуть и утонуть.

Андрей невольно залюбовался осенними узорами на луже, вздохнул, наполняя грудь прохладным воздухом ранней осени. В колодце он зачерпнул пару вёдер хрустально поблёскивающей воды и отправился к дому в обратном порядке – через тропинку у забора и пустырь. Вода приятно тянула руки вниз, помогая получше проснуться. Чахлая трава с прожилками инея пружинила под ногами и оставляла на кирзовых сапогах Андрея влажные дорожки, которые скоро сливались друг с другом.

Стрелочник жил в домике у дороги один. Родители рано умерли от