Альманах «Российский колокол». Спецвыпуск. Премия имени Н.С. Лескова. 190 лет со дня рождения. Часть 2 - Альманах Российский колокол

Егорыч не видел причин, по которым он должен был сворачиваться. Наоборот, в походной неразберихе немецкого отступления выгода от него для Красной армии получалась максимальной.

Грузовик-трёхтонку мотало на колдобинах, кое-где скрытых первым снегом. Глухо ворочались ящики с патронами. В кабине курили немцы.

Егорыч мыслями уже был в отряде Рубцова. Хорошо, что того знала сестра, она же связная Нина. Придётся идти в лес с ней. Понимал, что риск, что сестру светит напрасно, но лучший вариант отыскать всё не удавалось. Иначе его просто пристрелят ещё свои же часовые и до командиров не доведут.

«Прости, Тоня, – думал Егорыч, – придётся тебе ради меня потерпеть. А если видишь, что брат твой всё усложняет, – переубеди его, переспорь». На душе было пусто и тяжело. Егорыч искал для себя выход, но будущее и после нескольких часов размышлений выглядело туманно и расплывчато.

С тяжёлым сердцем Егорыч приехал домой. Больше молчал, почти не улыбался. О себе родителям ничего не рассказывал, да и те, чувствуя настроение сына, с расспросами не спешили. Всё время между Черепановыми присутствовала некая гнетущая недоговорённость, так что искренне рад был приезду брата разве что Мишка, который очень вытянулся, уже начал дважды в неделю бриться и которому Егорыч подарил вальтер модели ППК с упаковкой патронов.

Отец пытался возмущаться, но на войне свои радости и свои представления о подарках. Тоскливо было дома. Егорыч неторопливо обводил взглядом стены избы и почему-то понимал, что видит всё это в последний раз. От подступающей рези в глазах быстро встал. Далёкий, взрослый, почти чужой в своей мышиного цвета немецкой форме…

– Фронт отходит. Может, свидимся ещё когда, а может, нет.

Егор Демьянович с каменным лицом держал сына в объятьях, нехотя разжал руки:

– Знаю, сынок, что поступаешь правильно. Помни о нас.

Мать сопротивлялась, торопливо причитала:

– Чего ж вы оба такое говорите? Свидимся мы все, и не раз ещё свидимся. Кончай, Петька, свой этот маскарад… И хватит уже прощаться.

Ничего не ответил Егорыч. Постоял, поклонился низко в пояс родному дому, кивнул сестре Тоне:

– Пойдём, сестрёнка. Последнюю услугу мне окажешь.

Внутри роились нехорошие предчувствия. И на удивление быстро они начали сбываться. Едва они с Тоней вышли на дозорных рубцовского отряда, Егорыч тут же получил прикладом по спине, его связали и поволокли к командиру чуть ли не в бессознательном состоянии.

– Что вы делаете? – плакала сестра Тоня. – Он же наш, он разведчик, он на товарища Мирона работал, когда вы все ещё на сеновале от немцев прятались.

– А вот мы и узнаем, наш он или нет, – суровый мужик под пятьдесят, в овчинном полушубке, судорожно сжимал в руках ППШ и изредка больно тыкал дулом Егорыча в спину или в бок.

Тот, пошатываясь, брёл впереди и молчал. Чем ещё больше приводил в ярость партизана:

– Молчишь, сука?! Ничего, ты у меня скоро разговоришься, когда петлю тебе надевать станем, фашистский холуй. Небось быстро штаны обмочишь.

Тоня бросалась защищать брата:

– Вы хотя бы не говорите, если ничего не знаете!

Но от такой защиты партизан и не думал успокаиваться. Пожалуй, он только больше убеждался в своей правоте, поскольку если защищаются, значит, есть за что:

– А мне и знать ничего не надо. За него форма его говорит. Наверняка такие же, как он, семью моего брата сожгли в Заречье.

– Я не был никогда в Заречье, – сопротивлялся Егорыч.

– Ещё бы ты согласился! Ты сейчас и от сестры откажешься, если выгодно будет, глазом не моргнёшь. Счастье твоё, сука, что сестру твою мы знаем!

Тоня плакала:

– Но если знаете меня, зачем же к нему такое отношение?!

– А какое отношение? Я же его не убил на месте, предателя поганого, а так вон даже время на него трачу, разговариваю.

«Скорей бы это всё закончилось», – думал Егорыч, стараясь шагать размашисто и в полную силу, чтобы не раздражать партизана. Под ногами скрипел тонкий слой снега, никак не вязавшийся с ласковым тёплым солнышком и почти полным безветрием здесь, в лесу. О чёрт, как ноет плечо!

Они поднялись в гору среди густого ельника, перешли по кладкам не до конца замёрзший ручей. Потянуло дымком от костра, и Егорыч понял, что они на подходе к отряду. Так и есть: не позднее чем через пять минут хода на склоне показались два ряда землянок.

Егорыч невольно вспомнил партизан 1941 года, которые жили в шалашах, жгли лучину, костры практически не разводили, а если это было нужно, то пользовались не дефицитными спичками, а вынимали из пистолетного патрона пулю, высыпали половину пороха, затыкая оставшуюся часть тряпочкой, потом стреляли таким самодельным патроном в землю и от горящей тряпки разводили огонь. Интересно, знают ли нынешние вообще о таком походном способе?

Первой Егорыча увидела женщина с деревянной бадьёй воды в руках. Её фигура показалась поразительно знакомой, она повернулась навстречу гостям, и оставалось только не верить своим глазам: перед ними стояла бывшая руководительница немецкой воскресной школы, лихая поимщица еврея Яшки – Семёновна.

Егорыч, уж на что отличался крепостью нервов и исключительной закалкой, и то растерялся. Она-то что здесь делает?! Егорыч невольно остановился, а Семёновна сама уже на него наступала, потрясая в воздухе тощим кулачком:

– Торжествует справедливость-то Божия, торжествует! Не удалось тебе от Божьей руки отвертеться, ибо сказано у Матфея: «Вы напоминаете побеленные могилы, которые внешне кажутся красивыми, а внутри полны костей мертвецов и всякой нечистоты». – Платок сбился с волос Семёновны и скоро трепетал на плечах подобием боевого стяга. – Воздастся тебе, Толик, что волка в овечьей шкуре остановил. Все приходят к точному знанию истины рано или поздно, отмечено в Первом послании Тимофею.

– Пошли, нечего глазеть, – толкнул партизан Егорыча в спину дулом автомата.

Тот, не в силах произнести ни слова, лишь выворачивал шею на манер совы. Справился с собой, успел всё-таки спросить:

– Она тоже партизанка? И давно? С тех пор как немцы перестали продукты на воскресную школу давать?

Партизан Толик ещё раз ткнул дулом автомата:

– С Семёновной мы разобрались. Она запуталась, так как женщина слабая, внушаемая. С тобой вот только посложнее будет.

– Большее счастье – давать, чем получать, сказано в Деяниях, – прокричала Семёновна вдогонку Егорычу, сбрызнув его живительной водой из ведра.

– Петя, помолчи, – заговорила сестра Тоня. – Семёновна наших раненых выхаживала в воскресной школе и продуктами партизан снабжала.

Егорычу очень захотелось проснуться, но, увы, это было невозможно, так как он не спал.

Наконец Толик втолкнул его в одну из землянок и отрапортовал кругленькому человеку в армейской гимнастёрке со знаками отличия лейтенанта:

– Доставили предателя