Альманах «Российский колокол». Спецвыпуск. Премия имени Н.С. Лескова. 190 лет со дня рождения. Часть 2 - Альманах Российский колокол

– …Только представьте, что это значило для человечества и будущей теории относительности! «Через точку, лежащую вне системы координат, можно провести бесконечное количество новых систем координат!..»

В тот самый момент девушка не выдержала, вздохнула, воткнула в снег лопату и прервала фонтан красноречия Макарыча коротким поцелуем. Тот опешил, отшатнулся и влез в сугроб обеими ногами.

– Это… это что сейчас было? – звонкий голос принадлежал долговязому в бордовом пуховике юноше с огромным мешком на плече.

– Ах! – Ольга прикрыла рот варежкой и шагнула ему навстречу.

Никита. То ли парень, то ли муж Ольги. Макарыч к ним в паспорта не заглядывал. Никита бросил мешок в снег там, где стоял, на углу улицы. И кинулся к Ольге.

– Это не то, что ты думаешь! – начала сбивчиво оправдываться девушка.

– Я видел!

– Я всё объясню. Это была шутка. Его по-другому было не заткнуть. Честно! Шутка!

– Дружеский шарж! – встрял Макарыч.

– Что?! – Никита обернулся к нему, и Макарыч сделал ещё шаг, подальше в сугроб.

– Молчите, Макарыч! – взвизгнула Ольга и схватила Никиту за руку.

Тот вырвался и размашистым шагом направился в дом. Ольга засеменила следом, то и дело оборачиваясь на Макарыча.

– И кто тут старая больная собака?

Из-за угла появилась высокая брюнетка в длинном пальто из тонкого меха. Красный пакет TATI с измочаленными от веса трёх бутылок ручками она держала в руках.

– С наступающим! – Макарыч выпрыгнул из сугроба и протянул руку за пакетом. Покосился на высокие чёрные сапоги. Симпатичная!

Лиза не отдала пакет, лишь бутылки звякнули, и, не дожидаясь ответа, спросила:

– Юных девушек совращаете, Лев Макарович? Ральфи в будке?

– Нет, в доме. Лиза? – Макарыч растерялся и рукой показал, куда идти.

– Лиза, Лиза!

– А откуда?.. – подавился вопросом Макарыч и поспешил за ней.

Лиза вошла в дом, прыгая на одной ноге, разулась и босиком прошла к камину. Осмотрела стол, где высилась стопка консервов, некоторые без этикеток, хлеб и сетка мандаринов. Лиза выставила бутылки из пакета на стол, взглянула на Ральфи. Спаниель оживился, вскочил и подбежал к Лизе ластиться. Узнал.

– Кашляешь, Ральфи, простудил тебя наш академик?

Она сбросила шубу на топчан и оказалась в джинсах и простом свитере с высоким горлом. Чёрные волосы тронула седина на висках, а в уголках глаз лучились морщинки.

– А откуда вы меня знаете? – спросил Макарыч.

Передёрнув плечами, он выскользнул из тяжёлого тулупа, поднял его и положил на стул.

– Я защищалась весной девяносто второго. Вы должны были утвердить мою диссертацию, – с горечью произнесла Лиза и села в кресло Макарыча.

– Утвердил?

– Нет!

Лицо бывшего учёного посерело. Лиза очистила мандарин, к запаху дров добавился аромат цитрусовых. Она сунула половинку мандарина в рот целиком, вторую оставила на столе.

– Так вот вы теперь где. Промышляете сторожем? А девиц охмуряете по старой памяти? Вы дышите, дышите, Лев Макарович, – разрешила Лиза.

Она вытерла пальцы единственной на столе бумажной салфеткой и сложила руки на груди.

– А с портвейном вы развели меня, как лохушку?

Макарыч кивнул.

– А я всё ехала и думала: как собаке может помочь портвейн? Печёнка не отвалится?

– Н-не-е-е, – академик затряс головой.

– Выглядите вы ничего. Много времени на свежем воздухе?

Макарыч кивнул.

– Ладно. Я пошла. Мне ещё нужно вернуться до темноты.

Лиза осмотрела убранство комнаты: книги, сваленные грудой на топчан, книги, собранные столбиками на ступенях лестницы, ведущей на заколоченный второй этаж, выключенный телевизор и горящий камин. Её взгляд остановился на тёмной югославской стенке, где корешок к корешку багровели диссертационные папки.

– А я у Герасимовых работаю и гадаю, тот Лев Макарович или не тот? Теперь убедилась. Тот! Подлинный. Не бросаете, значит?

– Не бросаю.

– А ёлки у вас нет, – сменила тему Лиза.

– Во дворе. Я сейчас огонёчки для вас включу!

– Не надо.

Входная дверь хлопнула. Ольга в слезах вбежала в комнату:

– Вы всё испортили! Он ушёл. Вы… Вы… Я… Он не захотел слушать.

– Он? Кто? – невозмутимо спросила Лиза.

– Никита.

– Если любит – вернётся. А если бросил тебя, милочка, из-за дурацкого поцелуя, ну, значит, ду-ра-чок, – последнее слово Лиза произнесла по слогам и наклонилась застегнуть сапоги.

Макарыч посмотрел на её гибкую сильную спину.

– Лиза, а вы… Как вас по батюшке?.. – Макарыч схватил тулуп, он не хотел оставаться с Ольгой наедине.

Протянул Лизе шубу. Невесомая, ощипанная, скорее пальто. «Не чета моему армейскому тулупу», – решил Макарыч.

– Не надо по батюшке, – нахмурилась Лиза, надела шапку и поискала взглядом зеркало. Зеркала не было. – Конечно, мне было горько встретить вас так, здесь, таким…

Она скривилась:

– Ну, да я сама… невысоко взлетела.

Она махнула рукой и вышла на улицу.

– Оставайтесь, Оленька, чтоб нам Новый год не бобылями встречать, – осмелился предложить Макарыч.

– А если Никита одумается и вернётся?

Макарыч пожал плечами.

– Я сейчас салаты принесу, – шмыгнула носом Ольга, – и курник скоро поспеет.

Она сунула ноги в валенки, схватила пуховик, такой же, как у Никиты, только белый, и ушла. Макарыч тоскливым взглядом осмотрел стол с портвейном, хлебом и консервами, доел оставленную Лизой половину мандарина, подбросил дров в камин и позвал Ральфи гулять.

Пёс выбежал за забор по своим собачьим делам, а бывший учёный тем же тоскливым взором уставился в низкое небо. Снег стал реже. Смеркалось. В свете фонарей на путях он разглядел женскую фигуру. Лиза шла по железнодорожным путям в сторону Москвы, но, пройдя метров двести от станции, села прямо на рельсы. И шубу не пожалела! Макарыч впустил Ральфи в дом и полез через сугробы. Проваливаясь по колено, набирая в валенки снег, он спешил к Лизе. Дорога далась ему непросто, но Макарыч не мёрз.

– Подвиньтесь! – потребовал он.

– Угу, – Лиза подвинулась.

Макарыч сел и по очереди вытряхнул снег из валенок. Носки он штопал сам, потому ничего не стеснялся.

– Цистит выращиваете? – спросил он женщину.

– Не-а. Простатит. Ладно, пошли. Замёрзнете, – Лиза встала и потопала сапогами. – Электричек в Москву сегодня уже не будет. Пока пути не расчистят.

Она легко запрыгнула на рельс, но чуть не упала, и Макарыч подал ей руку. Лиза вцепилась в широкую ладонь академика, и он повел её в сторону дома. Она балансировала по рельсу, он шагал по шпалам.

– Жена умерла два года назад, – сказал вдруг Макарыч. – Как Союз развалился, она начала пить. Цирроз, рак. Я был с ней до конца. НИИ сократили, и меня выгнали первым. Колька Герасимов – мой ученик. Тоже недоучившийся. Приютил вот. А вы?

– Как всё рухнуло, челночили с девчонками. Турция, Польша. Попалась на контрабанде, чуть не села,