Страхи, неврозы и радости подростков - Иосиф А. Гольман

• сидишь без денег;

• заболевание легкое, никакой крутой помощи не надо, а нужен, например, просто больничный лист.

2. Максимально ответственно, если:

• решаешь плановую медицинскую проблему;

• предстоит что-то серьезное;

• ищешь доктора надолго, например, на сопровождение своих детей или для постоянной помощи при хронических расстройствах.

Как искать «максимально ответственно» – расскажу на «полезной странице» после данной главы. Напомню также, что в предыдущей главе есть мои критерии выбора психиатра. Разумеется, это тоже врачи, но с заметным отличием от докторов «соматического» профиля.

А пока хотел бы начать разговор с примеров, так более доходчиво.

Поделюсь примерами из личного опыта

Заодно скажу спасибо врачам, более полувека поддерживающим меня и моих близких.

Первым вспомню хирурга Балашихинской райбольницы Владимира Ивановича Антоненко.

Я – еще ребенок, ему уже за тридцать, с опытом военно-морского хирурга, с дальними походами на кораблях. Отсюда, наверное, и уверенность в своих силах, и очень быстрая чистая работа, что уменьшает операционную травму.

И сам он был быстрый, весь чистый, промытый какой-то, в белом докторском костюме и сандалиях, с его вечной присказкой – «Не боись, все починим».

Конечно, он знал, что правильно говорить «не бойся». Но «Не боись», – с ударением на букве И, – звучало как-то успокаивающе и обнадеживающе.

Встречался я с ним нередко, поскольку в подростковом и юношеском возрасте не избегал приключений, иногда – неприятных. Но, конечно, приходили мы к нему не только с хирургией, а вообще с любыми проблемами по здоровью. Он обдумывал их суть, выдавал свое коронное «Не боись, починим» и вел нас к тому специалисту, в котором не сомневался. И обычно все в лучшем виде «чинили».

Второй врач, о котором хочу рассказать, появился в нашей жизни безо всяких рекомендаций. О ней, кстати, уже упоминала моя дочь, Лиза, в главе 1.2.

Новогодняя ночь 1986 г. нам с женой запомнилась надолго. Наша семимесячная дочка недавно перенесла тяжелый пиелонефрит, и мы тряслись над каждым ее чихом. И вдруг – высокая температура и сильная боль в ухе! Сразу стало не до гостей, мы кинулись к рекламным газетам, – тогда интернета не было, но уже появилась возможность пригласить частного врача.

Денег в семье было безобразно мало, но уж очень мы перепугались.

Первые трое, до кого удалось дозвониться, категорически отказались – Новый год же! Семейный праздник.

Четвертая согласилась. Так мы познакомились с Нелли Наумовной Лавентман, Доктором (специально с большой буквы пишу), ставшим ангелом-хранителем нашей семьи почти на 30 лет.

Она уже тогда была сильно немолода, приехала на такси прямо от праздничного стола, от своих детей и мужа. Вошла, сильно прихрамывая (след автокатастрофы), тщательно вымыла руки, переоделась в свежайший белый халат. Потом разложила многочисленные инструменты из объемистого саквояжа на подстеленную стерильную марлю и… замерла, внимательно разглядывая нашу плачущую малышку.

Минута. Две. Пять.

Я не выдержал – может, начнем? «Нельзя, – спокойно ответила она. – Инструменты не согрелись, лишнее расстройство для девочки». Тут только я сообразил, что железяки ее не просто так разложены, а поближе к настольной лампе. Тогда светодиоды еще не использовались, поэтому мощная лампа накаливания заливала все вокруг не только светом, но и теплом.

Она и дальше никуда не спешила. Погугукала и поулыбалась с малышкой, дала ей ухватиться ручонкой за не острую железку. В общем, вошла в доверительный контакт с пациентом и его близкими.

Далее – детальный осмотр (она никогда не осматривала только ухо, но всегда и все тело ребенка), диагноз – острый отит. Все необходимые процедуры – введение в ушко марлевой турунды, на которую капать лекарство (а не прямо в ухо); очищение носика; процедуру закапывания в нос (оказалось, надо на боку, а не на спине) – сначала провела сама.

Потом, не спеша, проверила нас и поправила ошибки. Показала, как правильно ставить компресс. Наконец, все подробно расписала на бумаге и опять же заставила нас пересказать.

Уехала под утро, уже сильно в новом году, оставив за спиной сразу заснувшую девочку и успокоенных родителей.

Она еще десятки раз выручала нас, наших близких, наших друзей и друзей друзей. Всегда безотказная, всегда спокойная и уверенная. Когда заходила в комнату со своим саквояжем, сразу становилось легче. С пяти лет, рассказывала она, осознанно мечтала стать врачом, и ни разу не надоело.

Впрочем, однажды я увидел ее неспокойной.

С той же дочкой приехал к ней, только через 15 лет. Мы опасались ангины, а Нелли Наумовна умела ловко и безболезненно мазать горло какой-то смесью, которую ей специально, по ее рецепту, готовили в аптеке. Вроде и горло не так уж болело, и температура была небольшой, но Нелли не произнесла привычных слов, – типа, «все нормально, родители, не паникуйте».

Точнее, про «не паникуйте», конечно, сказала. И про «все будет хорошо» тоже. Но посоветовала прямо от нее ехать в больницу – госпитализироваться!

«Но что хоть с ней?» – спросил я.

«Не знаю, – ответила она. – Давайте в больницу».

В общем, уехали мы в больницу. Уже через несколько часов состояние дочки резко ухудшились, начались трудности с дыханием, но мы успели вовремя.

Позже был диагностирован мононуклеоз в тяжелой форме.

Это, наверное, и есть инстинкт врача, интуиция, рожденная знаниями и опытом.

Врач и беда

Третий доктор, о котором хочу рассказать, – человек, которого я считаю своим учителем, Эрик Исаакович Минскер, известный московский психиатр. Он помог тысячам людей, его доброта и отзывчивость всегда были очевидны всем. Тоже из тех врачей, лишь от появления которых пациенту сразу становится легче.

Но я хочу вспомнить трудный момент из его биографии. К сожалению, через подобное приходится пройти многим врачам и психологам, имеющим дело с тяжелыми психическими заболеваниями.

Его пациентка, еще школьница, заболела перед экзаменами в вуз. Достаточно тяжелая форма психического расстройства. Он весьма успешно ее лечил, в итоге она окончила престижный вуз, вышла замуж, устроилась на работу.

После рождения ребенка – опять обострение и тяжелейшая депрессия. Эрик Исакович был в курсе всех новинок, сам привозил ей только появившиеся за рубежом лекарства, ныне широко известные СИОЗС. И вновь ремиссия. Довольно длительная и глубокая.

Так и жили: хороший период, потом не очень, но, с помощью Эрика Исаковича, вновь переход в хороший.

Не лучший, наверное, вариант, если есть выбор. Но точно не худший при тяжелом диагнозе: когнитивные показатели не падали, а ремиссии были достаточно длинными.

Потом случилось очередное ухудшение. В общем, по сценарию, ставшему привычным. Лекарства опять помогли, эпизод стал уходить, девушка (женщина уже, более четверти