Страхи, неврозы и радости подростков - Иосиф А. Гольман

И так, к несчастью, бывает: на выходе из депрессивного эпизода имеется нехороший «синусоидальный» хвост, своего рода аффективные «качели». То хорошо, то вдруг плохо. Когда плохо – наваливается тоска и усталость от болезни. А силы, которых совсем не было в разгар эпизода, уже появились…

Короче, поманила несчастную женщину раскрытая балконная дверь, не доглядели на 15 минут, и совсем немного она не дожила до уже близкого светлого периода.

В общем, Эрик Исаакович пришел на похороны. И хоть было видно, как ему тошно, держался хорошо, помогая родителям, пережившим своего ребенка.

Мне было его очень жаль, как и настрадавшуюся его пациентку. Но… мы не выбираем свои болезни, а вот свои профессии – выбираем.

Ладно, отдал дань памяти и признательности тем, кому благодарен.

А может ли врач – и, шире, медицина – принести вред?

Нужно жить в абсолютно розовом мире, чтобы ответить на этот вопрос отрицательно.

Причин много. Например, развитие науки. Оно ведь не по прямой движется, а по спирали.

До открытия микробиологии последствия хирургических операций губили чаще, чем сами операции.

Некоторые лекарства сначала превозносили, потом строго запрещали. Вспомним тот же талидомид, приведший к рождению многих тысяч младенцев без конечностей.

Наконец, никто и никогда не отменит в медицине человеческий фактор, а людям свойственно ошибаться. Кстати, именно поэтому я считаю применение искусственного интеллекта в диагностике первейшей необходимостью. Чтобы не получалось так, что в одном кабинете доктор удивительно точно работает, не пропуская опасных симптомов, а в соседнем – мягко говоря, похуже.

Но не мне, психологу, рассуждать о врачебных ошибках. Для меня важнее поговорить об опасности неправильно и не вовремя сказанных слов. В том числе – врачами.

А после них и до психологов доберемся.

Слово – лечит. И калечит тоже

Ятрогения – это вред, который медицинский работник нечаянно наносит пациенту. В широком смысле слова – любой вред. Однако обычно имеют в виду узкий смысл термина: вред психогенный, вред от неправильного слова врача. А наносится он, как правило, из-за непонимания особенностей общения пациента и медика.

Приведу пример из собственной юности, когда я безнадежно мечтал стать психиатром, хотя учился на математика.

У нас, второкурсников – по сути, старших подростков 18 лет, – был общий медосмотр. Диспансеризация.

В ходе этой достаточно рутинной процедуры мы понесли тяжелые потери – трое моих одногруппников были полностью выведены из душевного равновесия. «Киллером» – хоть мы и не знали тогда этого слова – была одна и та же весьма почтенная дама из кабинета со зловещей надписью «Хирург». Я так и не понял, что на нее нашло в тот день. Однако мне, как несостоявшемуся психиатру, пришлось потрудиться.

Но – по порядку.

У нас на факультете технической кибернетики были очень маленькие группы, дело шло быстро, «хирургиня» была последней. Далее медкарты несли в регистратуру, и можно идти на улицу развлекаться. Это мы умели и любили, однако развлекаться оказались готовы не все.

Первым пострадал наш парнишка М.

Добрый доктор объяснила ему, что через недолгое время он полностью облысеет, такова, мол, специфика его волосяного покрова. Тот чуть не расплакался, бедняга.

Я, как известный в узких кругах «душелюб и людовед», конечно, пришел на помощь. А именно, выяснив суть проблемы, отдал парню мой личный бутерброд с колбасой – это был план «А»: когда человек ест, он рефлекторно успокаивается.

Планом «Б» была его девчонка из параллельной группы, они тоже проходили медосмотр в этой поликлинике, этажом ниже. Пока он ел бутер, подсоленный слезами, я уже привел спасительницу Маринку. Они ушли к запасному выходу целоваться, и проблема была в значительной степени решена.

Следующей жертвой была наша же девочка с потока, назовем ее О.

Она вышла из кабинета вообще никакая, бледнее мела, хотя по жизни была вполне себе розовощекая. Со мной поделилась только из-за моей настойчивости: я уже кое-что заподозрил.

Короче, докторица нашла у нее рак мочевого пузыря. Напомню, что УЗИ тогда еще не было, по крайней мере, нам по пузу холодными мокрыми датчиками никто не возил.

Мое решение было элегантно простым, я быстро договорился и отвел ее в другой кабинет, тоже хирурга, но не нашей группы – поликлиника была здоровенная.

В нем принимал крепкий бородатый мужик со смешной фамилией Шуб, до сих пор вспоминаю его с благодарностью, может, прочтет эти слова, хотя ему теперь должно быть ближе к 90.

Он хмуро выслушал меня, тихо, но грязно выругался, велел Ольке раздеться, а меня соответственно выставил за дверь. Через пять минут О. вышла. «В туалет отправил», – сказала она. Еще через несколько минут ее живот снова мял своими ручищами чудесный Шуб.

Как вы уже, видимо, поняли, «рак» нашей студентки «вылечился» элементарным опорожнением мочевого пузыря.

Третьей жертвой, и самой тяжелой, оказался мой друг А. Вот он реально вышел в слезах. Не в переносном смысле.

– Рак мочевого пузыря? – спросил я с надеждой.

– Хуже, – ответил он. Оказалось, злобная женщина обнаружила у него малый размер пениса, покритиковала его гипофиз и пообещала неразрешимые проблемы с дамами и детьми.

Напоминаю, это было задолго до сексуальной революции, и рассмеяться в лицо ятрогенной тетеньке у интеллигентного второкурсника не имелось никаких фактических оснований. Слава Б-гу, я уже знал дорогу к кабинету волшебного Шуба. Теперь Шуб ругался не менее грязно, но гораздо громче.

– Четвертый случай за день! – пояснил он.

– А почему не выгонят? – спросил я.

– Теща главврача, – успокаиваясь, сообщил Шуб. Пиетет к тещам, он тоже, видать, испытывал.

Короче, А. был спасен, хоть и не сразу поверил в свое спасение. Ныне, в уже состоявшемся будущем, у него прослеживается две жены и не менее троих детей.

Вот такая история из жизни. Конечно, случай, как говорится, из рук вон. Чуть ли не диверсия. Но, к сожалению, далеко не единичный.

Например, лично мне веселая узи-диагност в 57-й больнице, на обследовании перед удалением желчного пузыря, набитого не драгоценными камнями, сказала: «Сейчас посмотрим на ваши метастазики». Я поинтересовался вежливо, что она будет делать, если я немедленно откину лапти от страха прямо в ее кабинете? Она подумала и извинилась.

Впрочем, еще чаще ятрогенное воздействие остается незамеченным медиком. Ну, сказала и сказала. Даже вовсе без шуток. Правду ведь сказала.

Так что работать надо с обеими сторонами процесса. Чтобы медики помнили о беспощадно разящей силе слова. И чтобы пациенты умели в любом развороте событий минимизировать свои душевные раны.

Потому что здоровая психика и здоровое тело неотделимы друг от друга.

А теперь –