100 петербургских историй, извлеченных из архивов и пожелтевших газет - Анна Сергеевна Манойленко

В ответ на это врач посоветовал поскорее обратиться к «участковому доктору» и даже подсказал его адрес: Широкая улица (ныне – ул. Ленина).

«Но ведь Широкая улица отсюда далеко», – робко отметили родственники. К тому же неизвестно, на месте ли сейчас участковый, а больной «все это время будет обречен на страдания». Эскулап остался непреклонен: «Не могу-с! Идите к своему доктору!»

Послав, как отмечал газетчик, «мысленно всевозможные пожелания этому другу страждущего человечества», родные пострадавшего бросились отыскивать нужного специалиста. К счастью, тот оказался совершенно не похож на своего коллегу и не заставил себя долго ждать.

«Через несколько минут переломленная ключица была им вправлена на место, плечо обложено гипсом и лубками, на руке сделаны надлежащие перевязки, прописано успокоительное лекарство и, наконец, больной уложен в постель». После этого участковый доктор еще несколько раз навестил юношу и проследил за тем, как идет процесс выздоровления.

В заключение автор статьи напоминал, что в инструкции для частных врачей «существует правило, предписывающее немедленно, по первому призыву, оказывать больным медицинское пособие, вовсе не разбирая ни времени, ни района, принадлежащего другому врачу».

Между тем принцип разделения городской территории на врачебные участки получил дальнейшее распространение, когда в 1882 году в Петербурге ввели институт «думских врачей», так назывались специалисты, которые получали жалованье от Городской думы и обеспечивали амбулаторную помощь населению на своих участках. В связи с нехваткой врачей и достаточно быстрым ростом столицы эти участки были огромными: число потенциальных пациентов одного медика могло доходить до 25 тысяч человек.

Загадочные пожары

…Петербург взбудоражен, столичный обер-полицмейстер Иван Анненков официально призвал домовладельцев столицы «усилить денной и ночной караульный надзор за своими домами», а всех горожан – проявлять бдительность и содействовать полиции в обнаружении «подозрительных» лиц. «Участие в сохранении общественного спокойствия есть долг всякого благородно мыслящего человека», – отмечалось в обращении генерала.

Причиной всеобщего переполоха была серия опустошительных пожаров, прокатившихся по Петербургу, начиная с весны 1862 года. В середине мая в различных частях города, преимущественно застроенных деревянными домами с тесными захламленными дворами, начались пожары, которые даже по меркам XIX столетия, когда возгорания были весьма нередкими, оказались «неслыханными в летописях столицы». Всего за одну неделю сгорели десятки зданий на Лиговском проспекте, Разъезжей улице, Большой и Малой Охте…

Но самый крупный пожар вспыхнул вечером 28 мая в Апраксином дворе. Многочисленные деревянные лавки, стены которых были покрашены масляной краской, стали быстрой и легкой добычей огня. Сильный порывистый ветер способствовал тому, что пламя распространилось на все постройки, на территории между Чернышевым и Апраксиным переулками, Садовой улицей и Фонтанкой. Оттуда огонь перебросился за Фонтанку…

Серьезные повреждения получил даже расположенный по соседству дом Министерства внутренних дел. Шеф этого ведомства Петр Валуев докладывал Александру II: «Верхние этажи совершенно выгорели; нижний цел, благодаря сводам, но в нем все поломано или повреждено».

Пострадало и делопроизводство, во время пожара «сильным ветром разнесло некоторое количество как отдельных бумаг, так и целых дел», производившихся в министерстве (всего, по подсчетам сотрудников, потеряно 7291 дело). В связи с этим в ведомственной газете «Северная почта» была помещена заметка, в которой всех нашедших утраченные документы «покорнейше просили» вернуть их по принадлежности.

Для размещения погорельцев, среди которых преимущественно оказались «беднейшие классы» (мастеровые, разнорабочие, извозчики, мелкие чиновники со своими семьями), отвели здания 1-го Военно-сухопутного госпиталя, казармы лейб-гвардии Московского полка на Выборгской стороне и Старый арсенал на Литейном проспекте. На Семеновском плацу для потерпевших установили временные палатки, специально предоставленные Военным ведомством.

Появилось и немало примеров общественной взаимопомощи. Газеты печатали объявления от владельцев домов и квартир, готовых предоставить временный кров пострадавшим. Среди добровольных благотворителей были не только состоятельные горожане, как, например, известный архитектор Александр Пель, но и обычные квартиросъемщики, готовые поделиться «углами» арендуемого жилья. Благотворительный концерт русской музыки в пользу «петербургских погоревших» состоялся в Париже, его организатором стал князь Григорий Голицын.

Пожары вызвали панику и поиск виноватых. «Вашему превосходительству известно, что в народе, встревоженном нынешними пожарами, ходят слухи, будто причиной этого несчастия – здешние студенты. Слухи эти до того усилились, что положение молодых людей становится опасным», – жаловался министру внутренних дел министр народного просвещения Александр Головнин.

Некоторые малообеспеченные студенты, не имевшие другой одежды, кроме формы своих учебных заведений, опасались выходить из дома, дабы не подвергнуться нападкам взбудораженной слухами толпы. Дошло до того, что благотворители, желавшие помочь учащимся, обеспечивали молодых людей «партикулярными платьями, только чтоб избавить юношей от побоев на улице».

Архивные документы свидетельствуют, что досталось даже некоему кронштадтскому мещанину Ивану Петрову, приехавшему в Петербург, чтобы «профессионально» заниматься попрошайничеством. В тот момент, когда он просил милостыню на выходе из рыбной лавки на Николаевской улице (ныне – ул. Марата), кто-то неожиданно показал на него пальцем и закричал: «Вот подозрительный, держите его!»

Перепуганный Петров со всех ног бросился бежать, его преследовала стремительно растущая толпа. Его догнали, схватили и сдали городовому, который препроводил Петрова в полицейскую часть…

В число «поджигателей» записывали даже крестьян, недовольных условиями манифеста 19 февраля 1861 года, отменившего крепостное право, и помещиков – по той же самой причине.

Всего по подозрению в поджогах полиция задержала 48 человек, среди них три иностранца: подданные немецкого герцогства Мекленбург-Стрелиц Иоганн Гут и Фридрих Грот, а также ганноверский подданный Тиль. Однако, как отмечалось в докладе петербургского генерал-губернатора Александра Суворова императору, «по внимательном обсуждении свойства причин, возбудивших подозрение в поджигательстве или в намерении совершить иное», выяснилось, что большую часть из них задержали безосновательно, по «наводке» взволнованных обывателей.

Даже в тех случаях, когда следствие имело основания заподозрить умышленный поджог ради получения страховой премии или расхищения имущества, юридически доказать чью-либо вину не удалось. В итоге осужденным оказался лишь учитель Лужского уездного училища Викторов, который, будучи пьяным, пытался поджечь собственную школу. Его сослали в Иркутскую губернию. Остальных арестованных освободили…

Что же касается попрошайки Петрова, то полиция не обнаружила у него «ни пороха, ни чего-нибудь способного служить для поджогов». Стражам порядка он объяснил, что бежал от толпы народа из страха, а его преследователи, способные дать какие-либо показания о случившемся, в полицию не явились. В итоге Петров отделался арестом за то, что просил милостыню.

Пожары подтолкнули городские власти к действиям чрезвычайного характера. С конца мая 1862 по январь 1863 года Петербург был разделен на три временных военных губернаторства (последний раз подобное имело место в дни знаменитого наводнения 1824 г.). Кроме