Зов Гималаев. В поисках снежного барса - Билл Крозье

После чая в постель я, как всегда, отправился в отхожую палатку. Стоило мне выйти оттуда, как Эйд закричал: «С днём рождения!» Вот чёрт, пронюхали. А я-то надеялся сохранить эту дату в тайне.

За завтраком меня снова поздравляли. К сожалению, настал час покинуть Хрустальную гору, после того как мы провели два чудесных дня у её подножия. Что может быть лучше, чем проснуться в собственный день рождения в Ше-Гомпе, когда небо чистое и впереди ждет прогулка по самому что ни на есть неземному ландшафту!

Мы выступали в Намгунг. В восемь часов, в благодатное утро, мы не спеша направились вверх по Сефу-Кхоле – у Маттиссена «Белой реке» – на восток, прочь из Ше. Не было видно ни птиц, ни бхаралов, так что я рассудил, что и снежный барс вряд ли найдётся где-нибудь поблизости. Чандра, впрочем, помог мне не терять надежды: оказалось, он побеседовал с путешественником, который видел снежного барса всего три дня назад, в той самой долине, по которой мы шагали.

Подъём был некрутой, долина – поначалу открытая и широкая. День стоял ясный и безоблачный, ни ветерка. Однако так высоко в Гималаях температура всё равно держалась около нуля.

Мы с Эйдом шли рядом и разговаривали, как вдруг я услышал у себя за спиной ужасающий кашель, потом хрипение, и наконец – кульминация – в воздух выстрелила густая мокрота.

– Ещё у одного мальчишки проблемы с лёгкими? – спросил я.

– Да нет, это всё тот же, – отвечал Эйд. – Он отказался возвращаться в Дунаи, так что Чандра взял его с собой при условии, что тот будет нести вполовину меньше.

Ну и дела. Парень и правда был болен. Я надеялся, что он не умрёт по пути: по меньшей мере на пятьдесят километров вокруг не было никакой медицинской помощи. Я решил, что непременно буду за ним приглядывать.

На пути мы повстречали несколько семей, которые шли навстречу нам в Ше. На том берегу реки виднелся аккуратный, но заброшенный посёлок из шести-семи домов: вероятно, докса. Долина, сужаясь и делаясь всё глубже и глубже, повернула к северу, и в её верховье показался водопад.

Идти казалось легче, чем несколько дней назад: видимо, мы уже хорошо акклиматизировались. Вскарабкавшись по скале у водопада, мы оказались в плоской долине, где и остановились на обед. С нами был наш друг лама из Тсакханга, Пхурпа Тинли: он сопровождал нас до Намгунга и Салданга. Мы поделились с ним едой, и он с радостью болтал с Чандрой и носильщиками.

После еды мы поднялись по петляющей тропе на хребет, а оттуда без особых трудностей дошли до Села-Ла (5117 метров). Этот участок пути был одно удовольствие. Мы поднялись более чем на 600 метров от Ше. На перевале было много молитвенных флажков, и Эйд помог мне прикрепить цепочку из них в память о Дордже Кхатри, моем товарище, который погиб 18 апреля на Эвересте от схода лавины. Он был добрый, сильный человек, прирождённый лидер, которому всё было нипочём. Его отличала настоящая природа Будды.

Дорога до Намгунга была длинной и живописной. Начиналась она с нетрудного перехода через местность, напоминающую торфяники в Северном Йоркшире, только расположенные на высоте 5000 метров. Снеллгроув сравнивал это место с горами Кайрнгорм в Шотландии, где он путешествовал: мне тоже так показалось, если не считать видов на Тибетское плоскогорье и гор менее чем в тридцати километрах от нас.

Хорошо обозначенная тропа шла ровно. Трава стояла сухая и бурая. Вскоре Тибет предстал перед нами во всей красе, загораживая от нас Намгунг. Миновав стада коз, мы поняли вдруг, что всё это – одно сильно разрозненное стало, а заправляет им пастушка лет двадцати, которая долго разговаривала с нашим дружелюбным ламой из Тсакханга.

Вскоре далеко внизу показались дома Намгунга, разбросанные по узкой долине реки Намгунг-Кхолы. На противоположной её стороне, на сотни метров ниже нас, стояла врубленная в скалу старинная гомпа: она была такая ветхая, что мы решили, что она пострадала от землетрясения. Тропа, петляющая вниз по каньону, привела нас к реке, пересечь которую оказалось очень непросто: пришлось прыгать с одного скользкого камня на другой.

На другом берегу в полукилометре выше по течению от главного монастырского комплекса мы разбили лагерь рядом с чортенами, на вид очень древними.

Снаряжение раскладывали долго. В лагерь тем временем пришли местные в поисках лекарств: Эйд и Чандра устроили в лагере мини-клинику с единственным врачом – мной. Старику с красными, воспалёнными глазами я выдал капли, а маленькому мальчику с кашлем – пару таблеток парацетамола.

На том берегу тем временем демонстрировались чудеса пастушеского искусства. Пастушка, которую мы видели прежде, без всякого видимого труда согнала вместе больше сотни коз, споро бегая туда-сюда по крутому склону и отлавливая непокорных. Мы наблюдали мастерство, которому многие тысячи лет.

Главная гомпа в Намгунге располагалась вниз по долине: к ней вёл крутой спуск в пятьсот метров. Не успев прибыть на место, Дункан и Колин сходили вниз и, вернувшись, сказали, что там есть на что посмотреть. Так что минут через пятнадцать Гарри, Аласдер, Чандра и я отправились туда же. По правую руку текла река, и, приближаясь к месту, мы явственно разглядели слева узкий водоток, который спускался по склону. Там, где вода из него вливалась в реку, было сравнительно плоское пространство, где и выстроили гомпу. За выкрашенным в красный цвет зданием виднелись разрушенные монастырские постройки, привалившиеся к склону горы. Мы пошли дальше налево, по часовой стрелке, обойдя по водотоку выстроившиеся в ряд двенадцать чортенов.

Вскоре мы подошли к группе каменных зданий, напоминавшей крепость, и оказались во дворе перед главной гомпой. Места здесь было немного. Пхурпа Тинли устанавливал над дверью новенькую и блестящую дхармачакру, прилаживая её к пруту между двумя оленями. Ключи от монастыря были у молодого человека двадцати лет, и он проводил нас в гомпу.

Оказалось, что он – действующий лама и чрезвычайно хорошо говорит по-английски. Его звали Долпо Манива Ринпоче (а также Дунгсе Огьен Гьялцен). Он учился в Майсуре и даже преподавал в Малайзии.

Отец его, Лама Чосанг Ринпоче, был главным ламой Намгунга. Младший же брат его оказался тем самым мальчиком, который пришёл к нам в лагерь за таблетками от простуды. Ему было лет девять: вскоре он начнёт учиться монашеству, ведь в нём уже узнали реинкарнацию Туку Тензина Лхундруба. Маленький Тензин помогал брату показывать гомпу и с радостью ударил для нас в церемониальный барабан.

Наш новый знакомый