Сестра печали и другие жизненные истории - Вадим Сергеевич Шефнер

15.10.42. Вчера был в Питере. Сегодня вернулся в Токсово. С К. расстался холодно. Нет, я должен ее просто забыть! Влюбился как мальчишка. Стоп! Я забуду… Мои кирзовые сапоги починили. Поставили на черные голенища заплатки из желтой кожи, а на каблуки и носки набили подковки. Когда иду – стучу, как взвод.

17.10.42. Серый осенний дождь. Ездил на вело в военторг, купил мембрану к пату. Весь забрызгался грязью, у вело нет щитков. Днем отвечал на письма начинающих армейских поэтов. Топил печку. Ловил мышь, забравшуюся в противогаз. Однако она ускользнула. Говорят – мыши к счастью разводятся. Зато видеть во сне их – к беде. И это верно. Я помню, что в 6-м классе, накануне педагогического собрания, на котором обсуждался перевод учеников в след. класс, я видел во сне мышей. Но меня и без мышей все равно бы оставили на второй год. Сегодня получил денежное довольствие. Ночью вчера продолжал писать рассказ. Все вспоминаю о К. с Петроградской.

21.10.42. 08:00. Дежурил эту ночь. Настроение беспричинно счастливое. Выпал первый снег. Он и сейчас идет. Ночью написал Катюше письмо. Письмо от Гали. Чувствует она себя физически неплохо. Очень плохо с куревом.

25.10.42. Около 3-х ночи. В Ленинграде очевидно наводнение. Ветер и дождь – непрерывно с утра. Ветер очень сильный. Он воет за окном, наш редакционный дом содрогается. Дождь бьет по стеклам с такой силой, что вот-вот выбьет их. Ужасная ночь для Ленинграда. Если в Питере наводнение, то квартиру на Рыбацкой зальет (Катя в первом этаже живет).

31.10.42. Вчера днем поехал в Питер. Был на Рыбацкой у Катюши. Около ее дома снаряд разорвался, осколки попали в комнату, есть следы на стене и потолке. А печь дала трещины… Сегодня мне сказали, что где-то (кажется, в «Литер<атуре> и искусстве») меня облаял какой-то критик… Снаряд у дома Кати разорвался 22 июня – в годовщину начала войны, а потом еще один тоже близко упал. Да, щели в печи мы с ней замазывали оконной замазкой, а то Катя стала печку топить – и дым валит в комнату. Я помогал, хоть довольно бестолково. С Катей очень легко и весело.

В трамвае на площадке видел страшную женщину – все лицо в белых волосах. Другая женщина шепнула мне – что это у людоедов так бывает, что эта волосатая, конечно, человечину ела зимой.

3.11.42. Ночью на 4-е. Дежурю. За окном, за синей бумажной шторой стучат капли дождя. Затопил печь. Дрова потрескивают… Письма от Толи Чивилихина и Димы Федорова… Прошлой ночью на Питер был налет, слышна была бомбежка. Опять начинается. Беспокоюсь за Катю.

12. XI.42. На праздники дали по 1/2 л водки и по 200 гр. красного… Ленинград все время бомбят. Одна бомба попала в Аничков мост, снесла парапет… 8, 9, 10 был в Л-де. 8-го встречали у Кати день ее рождения. Ночевал обе ночи на Рыбацкой (разумеется, один). Не забуду ночь с 9 на 10. Возвращался с В. О. на Петроградскую. Тучков мост был разведен. Ждал, когда сведут. Было холодно, мороз градусов 8. Началась тревога. Зенитки били близко, небо полыхало. Бомбы падали где-то близко. А город печален и прекрасен… Заходил домой. Тетя Вера лежит в больнице. Тетя Катя очень изменилась, постарела… Дежурил в ночь с 10 на 11-е. В эту ночь американцы вступили в Сев. Африку.

24. XI.42. Вечер. Вчера и позавчера был в Питере. <…> Ночью был обстрел и тревога, но бомбежки не было. К Кате не заходил. Не пишет, я и заходить не буду…

27. XI.42. Ночь. Холодно в редакции. Разбираем исподтишка дощатую переборку. Этак, того гляди, и до наружных стен доберемся. Картинка для юмористического журнала: два дяди топят печку, а два других разбирают и пилят на дрова наружную стену этой же комнаты… От Кати письмо очень сдержанное…

28. XI.42. Ночь. Минувшей ночью был разбужен в 4 часа и поставлен на дежурство. Дежурство спокойное. В «Лен<инградской> правде» вчера напечатано мое стихотворение… В офицерской комнате холодно, согреваемся анекдотами Коростышевского. Красная армия наступает на Центральном фронте. Только что приняли по радио сводку… Письма послал Кате, Боре Семенову.

1. XII.42. Письмо от Терезы. В постскриптуме: «Не пора ли заменить топорное „Вы“ дружеским „Ты“? <…>» Был в бане. Вода была чуть теплая. Но главное – белье сменил… Ленинград обстреливают в эти дни усиленно. Бомбят меньше, но тревоги – частые… Холодно, но третьего дня получил валенки, они спасают, замечательная вещь. Тайком от начальства сломали крыльцо у веранды и сожгли доски в печке… Весь день писал для следующего номера.

8.12.42. 23:45. Письма от тети Веры и М. Марьенкова… С утра поехали на КП. Изучали тактику на местности (4 часа на морозе!). Потом слушали лекцию о радио. Назад ехали в крытом грузовике в веселом настроении, пели всякие непристойные песни.

9.12.42. Ночь. Дежурю. Секретариат перевели в другую комнату… Днем ходил в военторг, купил конвертов и духи за 165 рублей… Со стороны города – вспышки, разрывы. А со стороны Белоострова – багровое зарево…

С табаком положение отвратительное. Достал несколько грамм эрзатца (так! – И. К.) из кленовых листьев… Володя Лившиц прислал свою книжку стихов.

15.12.42. В воскресенье 13-го выехал из Токсова в Питер утренним поездом. Приехал в Питер, удачно сел на трамвай № 30 и доехал почти до Рыбацкой. Катя встретила меня хорошо, не сердито. Мне было очень хорошо с ней. Она милая и чистая девушка. И красивая. Мы с ней пошли в «Молнию» на 18-часовой сеанс. Смотрели «Три мушкетера». Очень смешная картина. Я ржал, как жеребец, на весь зал. Потом опять пошли в Катин дом, там я пробыл до 10 вечера. А потом простился и пошел в комендатуру регистрировать командировочное удостоверение. <…> Утром пошел в «Лен<инградскую> правду», оттуда в «На страже», оттуда к 2-м часам к Кате. Тут у нас был невеселый разговор. Прямо ничего она не сказала, но я понял многое…

Когда вышел из дома на Рыбацкой, времени было в обрез, надо было возвращаться в редакцию свою. А трамваи, как назло, не шли – бомбежкой или обстрелом где-то перебило провода. На вокзал пошел пёхом. На поезд опоздал, на попутку сесть не удалось. Тогда пошел в «На страже». Оттуда пробовал звонить в «ЗП», но не дозвонился. Заночевал у Дудина, причем имел с ним серьезный разговор о Кате. А вообще, несмотря ни на что, было