Сестра печали и другие жизненные истории - Вадим Сергеевич Шефнер

2.2.43. 22:55. 26.1 выехал в командировку. <…> Днем на следующий день был у Кати. Частичное примирение. Ходил по Петроградской стороне. На Большом несколько домов разрушено бомбардировкой с воздуха. От ул. Ленина до пл. Льва Толстого проход даже пешеходам по Большому закрыт, ибо в один дом попала бомба и не разорвалась, думают, что замедленного действия. В городе все время тревоги и бомбежки.

Из Ленинграда выехал в N-скую часть. Были на передовых. Ночь провели в боевом охранении. Днем видел финские самолеты над нашим передним краем. Летели низко. Они как-то пестро раскрашены, нарядный вид. Возвращались мы через другую часть. Там удалось поспать несколько часов. Вместо подушки – под головой цинка и диск от ручного пулемета, и спалось хорошо, так что поезд чуть не проспали. Затем ночью бежали два километра до поезда, еле-еле поспели. Возвращались тоже через Питер. В Питере был у Димки. Пили одеколон. В редакцию вернулся еле ноги волоча. <…> С сегодняшнего дня переехал на «новую квартиру» – в соседний с редакцией дом. Здесь гораздо лучше и тише – надоела редакционная суетня. <…> Завтра опять куда-то поеду, как будто в тыл на день. На передовых мне больше нравится. Там есть очень хорошие люди. Настоящие люди.

Ночь на переднем крае. Все бойцы – разошлись по местам. В землянке – один Бабай, не то татарин, не то узбек. Он ни на что не годен, еще не умеет ни держать винтовки, ни говорить по-русски. Его задача – топить печурку в землянке. У Бабая усы, опущенные вниз, и очень грустные глаза. Тяжелая вещь война.

9.2.43. 23:35. Скучно получать умные письма от нелюбимой женщины… Нашими войсками взят Курск… Сегодня ночь, красивая, как декорация (плохая декорация, с расчетом на аплодисменты, как сказал один товарищ). Месяц – над самым горизонтом, яркий, яркий. И очень много звезд. И лунные тени на снегу. Сделал стихотворение «Зеркало». Ничего…

10.2.43. 23:50. Получил письмо с сообщением о том, что Костя Зимкин убит. Он погиб при прорыве блокады. Я сегодня плакал – впервые за очень много лет. Теперь у меня остался только один друг – Димка. Чья теперь очередь? Уж лучше бы – моя… Нашими войсками взят Чугуев.

14.2.43. 22:40. Был в одном полку. Проездом через Ленинград. <…> Дорога в полк была тяжелая. Сапоги промокли из-за снежной слякоти, на машине было ехать тоже очень холодно, дул резкий ветер. Блуждали, ждали машин, ходили пешком, две ночи почти не спали, вымотался я здорово, но впечатления остались хорошие. Да и водки удалось выпить в полку, где написал какое-то стихотворение в альбом одному командиру. Это, во всяком случае, лучше, чем сидеть в редакции… В Ленинграде зашел в «Лен. правду» и дал Маше три стихотв.: «Победа», «Зеркало», «Задание». Но, вероятно, не пойдут.

Хорошие люди солдаты… От Гали сразу три письма. Пишет, между прочим, что денег моих еще не получила. Блядская почта!.. Кажется, подцепил вшей. Тело что-то чешется. Скорей бы в баню и сменить белье. Да черта с два! У нас баня – событие. <…> Сейчас лягу спать, а перед сном буду перечитывать «Республику ШКИД»…

Девушки в Ленинграде сейчас очень доступные. Это объясняется не столько материальными причинами, сколько шаткостью военной жизни (сегодня жива – а завтра снарядом может убить), а еще у некоторых и душевной опустошенностью. Винить в этом их нельзя, только дурак может винить. Но мне не импонируют эти легкие знакомства.

Усталые солдаты идут по военным дорогам. Люди черны от пороха и земли. Там, где прорвана блокада, – нет снега. Вся земля взрыта снарядами. Вот она – война. Победы нам даются дорого. Но какие победы даются дешево?

15.2.43. Ночь. Взят Ростов-Дон… От луны на дворе – или на улице (и то и другое здесь понятия условные) – светло. Белый, нет, синий снег и тени от сосен… Ленинград обстреливают. И притом обстрел сильный, как говорят приезжающие оттуда. Днем была прекрасная зимняя погода. Золотые сосны на голубом небе – и снег. Как чиста и как нежна эта северная природа!.. Я сейчас один в комнате. Один сосед уехал в командировку, другой – выпускающий, и всю ночь находится в типографии. Тихо и даже тепло. Только грязно в комнате. Все трое – отчаянные неряхи, причем я, как это ни странно, самый чистоплотный здесь, из всех троих. Моя койка заправлена лучше, и столик перед койкой сравнительно чист… Получил 100 гр. эрзац-табаку («махорочный»). Что ж, и то неплохо. Курим!

17.2.43. Ночь. Вчера днем был на разборке сарая. Потаскал бревен изрядно, сегодня даже плечи болят. А вообще физическая работа мне нравится иногда… ВЗЯТ ХАРЬКОВ… Минувшую ночь дежурил. Писем не получал ни от кого и никому не отправлял. У нас в комнате нынче тепло, скоро лягу спать и буду перед сном, в постели, читать «Тяжелые годы» Кервуда. Прямо благодать!.. Вчера был в бане. Баня хорошая, но там почему-то чертовски пахнет мазью от вшей, все шайки пропахли. Горячей воды было много, а холодной не хватало, и я, с ведром в руках, голышом выбегал из бани и наполнял ведро снегом. Настроение было веселое, и я все время ржал.

Сугробы в этом году – прямо фантастической величины. Кое-где они выше заборов. Здесь слышны гудки паровозов со станции. Это напоминает Павловск. Даже не верится, что был Павловск, курзал, двенадцать дорожек, – все это теперь кажется вычитанным из книг.

22.2.43. Вечер. За эти дни ничего интересного. Чувствую себя неважно, наверно, грипп. <…> В «Лен. правде» 18-го или 19-го напечатано в искалеченном виде мое стихотворение «Победа». Завтра праздник и будет водка. Это хорошо. Все остальное не веселит, в том числе и дела сердечные. А поэтому сейчас буду писать стихи.

1.3.43. Поздняя ночь. Был два дня в Ленинграде. Там чудесно, хотя и неуютно. В № 5–6 «Звезды» напечатано мое стихотв. о Кирове. Был в Гослитиздате и получил гонорар… Читаю Каверина «Два капитана». Очень хорошая книга. Странно, что я ее раньше не читал… От Гали два письма. Письма хорошие. От Бори Семенова письмо… О СЕРЬЕЗНОМ. Ночь с 27 февраля на 28-е мы с Катей просидели, проговорили. Сидели рядом, обнявшись, у печки. Так всю ночь мы сидели, и спать не хотелось ложиться. А потом… потом я ее поцеловал, и это был самый нежный и самый счастливый поцелуй в моей жизни… Потом, утром, мы смотрели в окно, и снег нам казался розовым, и на всем, что было,