Сестра печали и другие жизненные истории - Вадим Сергеевич Шефнер

VIII

Что-то тогда действительно произошло, какая-то встряла помеха… Но не стоит и гадать – какая. В подобных ситуациях случается всякое, тут властвует своя, порой экстравагантная логика. В глазах влюбленного – да еще столь простодушного поэта! – пустяковая мелочь, мимолетный юный каприз может вырасти до размеров неразрешимой драмы. Однако непонимание живо сменяется согласием, радость вытесняет тоску, обиды развеиваются, как дым, – когда любовь возвращается.

Любовь требует терпения и возмужания. Ступени такого мучительного возмужания и запечатлевает шефнеровский дневник. Причем характер и тональность записей постепенно меняются: все сильнее дает о себе знать писательская жилка.

2.12.43. Снова в редакции. Здесь все по-прежнему, по крайней мере в природе. Впрочем, я совсем не то пишу. В природе тоже перемены. Здесь много снегу. Он и сейчас идет. Нечего мне писать в дневник. Надо только не думать о недавнем. Надо думать о будущем, пусть оно не обещает хорошего. Но не надо думать о прошлом.

2.12.43. 23:15. Сделал стихотворение для очередного номера газеты. Послал телеграммы в Переделкино Асанову, Голосовкеру и Марье Максимовне, хозяйке. Послал 200 р. туда же в уплату за выпитое. Получил у старшины новые диагоналевые брюки, шапку, рукавицы, папиросы и спецпаек. Еще послал телеграмму Галюше. Еще был в бане, хорошо помылся. Сейчас сижу на «гопе». По радио передают песенки из опереток. Очень забавная песенка: «Но все проходит, подругу друг находит…» Я люблю оперетту.

Все холмы – в снегу. Легкий мороз. В природе – все в порядке. Мне хочется прочесть какую-нибудь хорошую, умную и спокойную книгу. Но ничего под рукой нет… От Галюши письмо. Пишет, что живет неплохо. Я очень, очень рад за нее… В Ленинграде сегодня спокойно – так говорят приехавшие… От Галины Александровой получил пять писем. Все письма умные и хорошие, но почему мне так лень на них отвечать? Виноват в этом, конечно, я. Глуп. Нечего считать себя умником. И не умник, и вообще пора начать мыслить.

Дима говорит, что видел в Казани Наташу. Она очень постарела. Седина. Двое детей, муж – теперь уже постоянный, наверно. Наташа… а я был в нее влюблен. Время идет. Нет – сказано в какой-то древней книге – время стоит, мы идем. А идем-то все-таки к смерти. Старая истина. Кости Зимкина нет, Борьки нет, Славки нет, еще нет нескольких миллионов. Впрочем – это война. Блаженны павшие на полях битв. Это мужская смерть. Умирать надо молодым. Старость страшноватая вещь… Лягу спать. Завтра подъем в 9.00.

3.12.43. 18:30. Проявил героизм: пошел к зубному врачу в госпиталь. Но не застал. Повезло. Зато прошелся по морозцу, по хрустящему снегу. Над белыми холмами свисают грифельные тучи, тяжелые и неподвижные. Безветрие. Тишина… В газете пошло мое стихотворение. Стихотворение слабое… Перетащил матрац из летней своей резиденции, из хибары – на «гоп». Здесь тепло. Впрочем, тепло потому, что все утро я топил печку. А так тоже холодноватое помещение. В хибаре все промерзло. Там мерзость запустения. А над столом, заваленным всяким мусором, висит лампочка еще, и к ней пришпилен абажур из газеты – это Катя летом, когда была, своей шпилькой его прикрепила. Я взял шпильку на память. Вделаю ее в дно портсигара… Нет, нельзя так тосковать. Надо дисциплинировать себя, взять в руки. Ведь ничего, ничего, ничего тут сделать нельзя. Надо крепиться. Надо стиснуть зубы и работать. Тогда будет легче.

4.12.43. 22:45. Ходил к зубному. Нужна операция. Ну, что ж… «От боли нет лекарств иных, как только боль сама», – говорит Киплинг. Это мудро, но не утешительно. В особенности если речь идет о душевной боли. Физическая боль уже несет в себе исход боли – чем сильнее боль, тем скорее она кончается. Хоть чем-нибудь да кончается. А тут – черта с два. Не стоит думать об этом.

Ленинградский фольклор. «Стук-стук. – Кто? – Крупа. – Проходи. – Я не так глупа. – Картошка. – Обожди немножко. – Сахар-песок. – Обожди часок. – Масло. – Я на все согласна!» Частушка: «Как на фронте Ленинградском офицеры модные хлеб по бабам растаскали, а бойцы голодные». Ну, это уж неправда. Бойцы сыты. Еще частушка: «У офицера в синих брюках открывается ларек, разрешите прикрепиться на усиленный паек».

Сделал стихотворение для номера, неважное получилось… Галина пишет в своем письме, что у Джека Лондона есть такая фраза: «Я не боюсь смерти, потому что со смертью теряешь сознание своей потери». Может быть, это – ключ к отношению к жизни. Мудро… Опять шел снег. Весь день над холмами, как вчера, висели графитовые тучи, тяжелые и тугие. И опять тишина. Нет, ключом фраза Лондона не может быть. Если принимаешь ее за ключ – значит у тебя психология труса. Жизнь надо любить, а смерти бояться не надо, но не потому, что с ней все забудешь, а… Ну, я запутался… А в общем, с собой покончить легко, но это глупо. Страшно глупо. Есть цветы, есть стихи, есть небо, есть воспоминания. Все это есть даже в том случае, если нет счастья.

Получил у старшины новый свитер. А простыней и наволочки до сих пор нет. Впрочем, я привык спать без этой роскоши. Лишь бы тепло было. Сегодня хорошо нажарили печь… Что было год назад в этот день? Было холодно. Жил уже в Токсове. Ничего интересного в этот день не было. Что было два года назад в этот день? Было холодно, жил в Агалатове, было много снегу. Был голод, начало голода. Уже умирали в нашем взводе. Я был уже дистрофиком. Все время сосало под ложечкой. Еще жива была мама, Галя жила в Ленинграде, еще приходили письма от Кати Павловой, еще был жив Костя. Еще не знал эту Катю. Что было три года назад? Было все, чего не стало. Был дом, был Павловск, чего только не было… Все ерунда! Завтра дадут водку.

А Ленинград вчера опять обстреливали. Но скоро, теперь скоро это кончится. Вот ради чего стоит жить – чтобы увидеть освобожденный Ленинград, чтобы увидеть освобожденный Павловск… Читать сегодня буду Достоевского. Перед сном. Странно, я соскучился по музыке.

5.12.43. Больше 24:00. Выпили неплохо. Сегодня день Конституции. Было немного весело, танцевали. Я очень соскучился за этот московский месяц по редакции, по товарищам. Кажется, что связан только деловыми отношениями – но попробуй поживи месяц один, без всех – и поймешь, что привык, сдружился с людьми, и скучаешь без них, и радуешься, когда к ним возвращаешься…