Сестра печали и другие жизненные истории - Вадим Сергеевич Шефнер

А котенок Мурысь стал большим котом за этот месяц. А когда я его притаскивал в хибарку, то Катя его гладила и говорила: смешной котенок. А теперь он большой взрослый кот… Пере-пере-перечитывал «Братьев Карамазовых» Достоевского. Несколько раз подряд перечитал главку «Бесенок». Какое жестокое проникновение в человека! Анатомия души! <…> С утра было нежно-голубое небо и мороз. Потом потеплело и появились тучи. Пошел снег. Лыжная погода. Надо добывать лыжи. Ничего не писал. Ничего не идет в голову.

Любовь – страшная вещь. Страшная ли? Или я еще не знаю других страшных вещей? Но ведь был сколько раз близок к смерти. И было страшно. Но не так. Я должен возненавидеть Катю. Но я ее люблю, люблю. <…> Как можно ее возненавидеть? А забыть? Это еще труднее… У нас завелись тараканы. Вот один ползет по столу. Говорят, что тараканы к счастью… Я не должен думать о Кате. Я не должен упоминать этого имени. Жизнь вещь прекрасная. Я люблю не чувства, а оттенки чувств. Смутное напоминание о чем-то в звуках банального танго – что может быть многозначительнее, грустнее и прекраснее? А то иногда просыпаешься утром, и к сердцу прихлынет сладкая грусть. О чем – и сам не знаешь. Но не отдашь ее за счастье… Ложись спать, мудак. И почитай перед сном Достоевского.

7.12.43. Позже 24:00. В Ленинграде сильные обстрелы. Состоялась конференция Сталина, Рузвельта и Черчилля. Теперь есть надежда на второй фронт. Получил телеграмму от Гали. Она шлет привет Кате. Поздно… Лунная ночь. Ничего не написал за день. Тянет в Ленинград, да вряд ли пустят – целый месяц гулял. Читаю Достоевского. Сводка сегодня неважная. Оставлено несколько пунктов под Черняховым. Опубликовано сообщение Информбюро об обстрелах Ленинграда.

8.12.43. Позже 24:00. В Ленинграде обстрел. Сводка плохая. Оставлено несколько пунктов под Черняховым. Писем не получал. Послал открытки: Ал-дру Ильичу, Боре Семенову, Наташе. Сделал стихотворение для номера. Ночи стоят лунные. Холмы блестят, как серебро. Легкий мороз. Мне грустно. В Павловске у белых берез тоже снег. И тоже луна светит. Но может, березы срублены немцами. Милый старый Павловск… Ничего, наверно, от него не осталось. Все это грустно и непоправимо. В какой страшный век мы живем. Хочется вина и музыки. Что за глупые желания. Хочется сидеть в кресле перед огнем, слушать сентиментальный вальс Чайковского и пить легкое вино. Сухое вино! Я не пил его с начала войны!

9.12.43. 22:15. Сегодня ходил по делу километров за 6. Прекрасная зимняя погода. Лес в снегу, голубое небо и тишина. Изредка только слышна откуда-то бомбежка.

Читаю Достоевского. В номере «ЗП» напечатано сегодня мое стихотворение. Сегодня выдали пиво. Приятная вещь. До войны я пил его много. Хорошо было взять в магазине несколько бутылок пива, сарделек, прийти домой, сварить сардельки и пить с ними пиво в своей комнате, и читать какую-нибудь книгу. Я очень любил пиво и сардельки. А когда собирались у Лешки или у Кости, то всегда собирали денег и потом кого-нибудь со жбаном посылали к ларьку. До ларька идти было лень, и мы бросали жребий – кто должен идти за пивом и закуской. Но у Кости пили пиво мы редко – все больше водку. Производили тотальную мобилизацию ресурсов и шли на угол – в магазин. Оттуда возвращались с бутылками и закуской. Ну и тут начиналось веселье. А ведь весело и хорошо нам было. Еще у Кости мы устраивали пельмени. Пельменей всех не съедали, но зато напивались здорово.

10.12.43. После 3:00. Весь день спал, а вечером у нас было кино – «Свинарка и пастух». Хороший фильм. Письмо от Тамары Пылаевой. Послал письма Гале, Тамаре, Наташе. Сейчас лунная ночь. Очень светло. Очень грустно. Тоска.

16.12.43. 23:40. Два дня провел в Ленинграде. Приехали Гитович и Чивилихин. Дружеская встреча. Чтение стихов. 21/2 литра водки. «Астория». Выступление по радио. Все очень хорошо было. Письма получил от Кондратьевой, Бори Семенова. Никому не писал за эти дни. Забыть Катю…

17.12.43. 22:30. Минувшей ночью дежурил. Днем спал. Писем ни от кого нет. И никому не пишу. Невесело мне. Немцы сейчас жгут поселки и деревни вокруг Ленинграда – так я слышал. Неужели и Детское и Павловск они сожгут, разрушат вконец? Всего можно ожидать от этой сволочи. Ничего за эти дни не написал. Ничего не идет в голову.

18.12.43. 20:00. Ничего интересного. Главное событие дня – ходил к зубному. Боль адская… Писем – ни от кого… Лахтарь на допросе говорит переводчице что-то такое, чего она не хочет перевести. Но нач. разведки строго: переведите все. «Он сказал, что у них в полку тоже есть бляди…» Ну и зима стоит, опять тает все. Восемнадцать дней без Кати. Да, все это грустно. В госпиталь при мне привезли раненного в череп. Его внесли на носилках в приемный покой. Его тошнило чем-то зеленым. Руки у него парализованы. <…> Ходил по той дороге к оврагу, где ходил летом с Катей. Катя, Катя…

19.12.43. После полуночи. Сводка хорошая. Наши войска продвигаются. Сегодня немцы опять обстреливали Ленинград. Сволочи, сволочи! Сделал стихотворение для номера. Смотрел фильм «Возвращение». Дерьмо. Розовые слюни. Опять был у зубного врача. Мороз. Вчера вечером возился долго с поэмой. Очень медленно двигается дело. Писем не получал и не писал. На завтра отпросился в Ленинград.

Милая Катя. Все-таки милая. Что я за человек! Ведь я должен ненавидеть ее. Но как это грустно – ехать в Ленинград, зная, что не зайдешь к Кате. А в Ленинград все равно тянет. Схожу в Дом Маяковского, в кино. Прошлый раз смотрел там хорошую картину (американскую) «Желтая лихорадка». Мороз крепчает. Ветер. По утрам у нас на «гопе» – холод собачий. Все за ночь выдувает. Зато к вечеру мы нажариваем печь. Сейчас тепло, даже жарко. Сегодня было такое нежно-голубое небо и такой алый закат к вечеру, что я еще раз убедился – жизнь все-таки прекрасна.

22.12.43. 22:30. Вчера и позавчера был в Ленинграде. Вчера проводил Гитовича и Чивилихина. Время провели хорошо. У них много новых стихов. И стихов хороших. Ну и без выпивки не обошлось. Эти дни в Ленинграде спокойно. Слава Богу. <…> Вышли № 9 и № 10 журнала «Ленинград». В обоих номерах по одному моему стихотворению… Опять стоит слякоть, второй день. Сыро и тепло… О Кате эти дни почти и не думал… В газетных киосках в Л-де продается моя «Защита». 20-го