Сестра печали и другие жизненные истории - Вадим Сергеевич Шефнер

5.06.44. Вечер. Всякие неприятности одна за другой. Хочется пулю в лоб пустить. Тоска. Никогда меня так не тянуло к этому. Глупо хотеть смерти. И от Кати – ни строчки. Я чувствую, что это не простое молчание… Погода улучшается. А от этого почему-то еще грустнее. Все прошло. Юность, счастье… А и было ли у меня в жизни счастье?

6.06.44. Вечер – ночь. Похоже, что открыт второй фронт. Войска союзников высадились на побережье Северной Франции… От Кати нет ни строчки. Нет, это недоброе молчание. О, какая тоска. Ведь я ее люблю. Люблю. Никого так не любил. Надо забыть ее, забыть. Не надо слать ей писем и телеграмм – ведь это же унизительно: она не отвечает. Но люблю… Установилась теплая погода, цветут ландыши. Какой запах! И как грустно все это. Я, кажется, понемногу с ума схожу. Скорей бы начинались военные действия! Скорей бы!.. Письма от Галины Николаевны. Вот она меня любит. А зачем?.. Очень давно не пил. Надо бы напиться. Надо напиться до одурения, до забвения всего. Катя, Катюша…

7.06.44. Вечером. Сделал стихотворение в номер… ЦВЕТУТ ЛАНДЫШИ… Ходил на телеграф. От Гали телеграмма. От Кати нет телеграммы и писем нет. Я совсем другим стал за эти дни. Ничего не ем, не сплю. Господи, хоть бы военные действия начались бы скорей… А в природе сейчас прекрасно. Все цветет. На горе есть сад, там яблони цветут. И стоят белые ночи, и соловьи поют. Я дежурил эту ночь, и выходил на крыльцо, и мир был прекрасен. Светлые сумерки, и пенье соловьев, и туманная дымка над озером. И от этого еще грустнее. Я сейчас ни к черту не годен. Совсем другой человек, я устал от всего. Хоть бы умереть за Родину по-солдатски. Ничего, ничего тогда не будет меня мучить. Что сейчас делает Катя? Может быть, с другим, с другим… О, черт побери все это. Надо ее возненавидеть. В конце концов я ее возненавижу. Милую Катю. Нет…

9.06.44. 20:00. Что-то будет. Союзники тоже наступают. И у нас что-нибудь да будет. Утром сильно гремела артиллерия… От Катюши нет известий. Милая, что с ней? Как мне не стыдно, где моя гордость? Ведь раз она не пишет – значит… Значит, не любит больше. А я выдумываю всякие утешения. Забудь о ней, забудь!

9.06.44. Позже. Письмо от Катюши. Очень холодное. Даже без «целую» в конце. Лучше бы не писала. Хочу попроситься в Ленинград на завтра. Не знаю, отпустят ли. Хочу разрубить все узлы.

XI

Последний месяц выдался у Шефнера особенно нервным. И казалось бы, без видимых причин. Правда, нагрянула во всей своей красе весна, в цветущих заброшенных садах пели соловьи, стояли белые ночи, природа ликовала, а газетно-армейская жизнь осточертела донельзя. И еще – сердце разрывалось в разлуке с Катей. Тут поневоле померещится невесть что и усомнишься – а был ли ты счастлив? И что ждет тебя в будущем?

После короткой задержки, когда на финском участке фронта наконец-то началось наступление, записи возобновились совсем с другим настроением.

27.06.44. Попытаюсь восстановить в памяти все, что произошло за это время – т. е. с 10 июня по сегодняшний день. Итак, 10 июня я поехал из Т. в Ленинград – главным образом для того, чтобы повидать Катюшу и попрощаться с ней, – ибо уже начинались военные действия у нас. Утром приехал в Ленинград и пошел к Димке. Он угощал меня коньяком. Выпили изрядно. Я лег на диван и спал до двух часов дня. Потом пошел в Союз писателей. Оттуда к Катюше. Утром 11-го пошел с Катей на острова. Там было очень хорошо. Мы сидели у реки на старом, поросшем травой дзоте, возле огорода, у самой реки, и день был ясный, и вообще все было хорошо в этом мире. Катя была ласкова и мила (и капризничала мало). На ней было новое ее красное платье. Оно к ней идет, но еще больше к ней шло черное, которое она накануне, 10-го, надела. Все это мелочи, может быть, но Катюша сейчас от меня так далека, что мне дорога каждая мелочь, связанная с нею.

В «ЗП» я должен был вернуться утренним поездом, но так как задержался у Кати, то решил ехать дневным – будь что будет. С дневным тоже не поехал – никак не мог распрощаться с нею. Поехал с 6-часовым вечерним. Когда приехал в Т. (11 июня), то еще с пригорка увидал, что «ЗП» уехало – не было видно машин на обычном месте. В тот день шел дождь, и я изрядно промок. Сушился у печки в опустевшем доме. Ждал машины. Лежа на полу, написал письмо Катюше. В последний раз обошел Т. Ведь здесь я с Катюшей познакомился в 1942 году. Вечером пришла машина. Помогал грузить бочки с горючим. Ехал на бензиновой бочке и на ходу ел кашу из котелка – дал шофер. По всем дорогам двигались – шли и ехали войска. Шло наступление, в этот день были взяты Терийоки… «ЗП» переехало в В<уотто>.

Поселились в финском доме без стекол и со следами разрушения от снарядов. Рядом был разбомбленный дом. Столовая была в соседнем доме, и у столовой, около веранды, валялась человеческая ступня – здесь кто-то на мине подорвался. Мин кругом было много. Ночью спал на сеновале (койки мы побросали для облегчения) и услышал взрыв вблизи где-то. Это рядом в поле боец подорвался на мине. Оторвало ногу. Кричал мучительно.

В В. жили три дня, но я меньше, так как уехал с бригадой на передовую. Поехали в N-ский корпус, проехали клм 150, колесили по дорогам мимо хуторов и деревень…

Была светлая, но холодная ночь. Невдалеке от Выборга пришлось остановить машину – через дорогу шел бой, выбивали группы финских автоматчиков. Потом поехали дальше. Под Выборгом – трупы, подорвавшиеся машины, воронки. Над Выборгом – дым и зарево. Въехали в Выборг. Я никогда не был в этом городе, и эталона для сравнения не было. Да и вообще тут эталонов не подберешь. Это было нечто невиданное. Большой город, только что взятый с боем. Горели большие здания. Зияли выбитые витрины. Кое-где лежали трупы. Мало, впрочем. Серьезного боя в городе не было.

Бродили по магазинам, по покинутым квартирам, забрели на завод минеральных вод, в кино, в банк, в гостиницу. Всюду следы поспешного бегства. В квартирах – вещи, узлы, чемоданы. Трагическое впечатление производят всякие